Арабский халифат. Золотой век ислама

Род аль-Касри, из которого происходил Халид, был ветвью бану баджила. Бану баджила, расколотое еще в языческий период серьезными внутренними распрями, совсем было затерялось и лишь в какой-то мере восстановилось благодаря исламу. Поэтому у Халида не было за спиной семейных связей, уважаемого и могущественного рода, на который он мог бы положиться. Если это и было недостатком, с другой стороны, Халид мог считать преимуществом при исполнении обязанностей на посту, что баджила не принадлежали ни к мударитам, ни к йеменцам. Его происхождение не заставляло его занимать какую-либо конкретную позицию в дуализме родовых союзов. Однако кайситы, естественно, склонялись к тому, чтобы считать его своим врагом, так как его прислали на замену их благодетелю Ибн Хубайре и чтобы положить конец их верховенству. По-видимому, остальные мудариты тоже приняли его не слишком радушно. Видному тамимиту из Басры, упрямому противнику тамошнего наместника (потомка Абу Мусы аль-Ашари), пришлось расплатиться собственной жизнью. И даже если сам Халид вступил на пост с намерением сохранить нейтралитет, его тем не менее втянули в водоворот партийных раздоров, и враждебность мударитов, к добру или к худу, заставила его приблизиться к йеменцам. В предании он с самого начала предстает воплощением йеменца, действиями которого руководила ненависть и подозрительность к мударитам и курайшитам, которые тоже к ним принадлежали, даже к самым высокопоставленным из них, и, будучи гордым баджилитом, он, как ни абсурдно это утверждение, якобы открыто выражал подобные чувства. Конечно, это огромное преувеличение. Здесь его не следует сравнивать с Язидом ибн аль-Мухаллабом, признанным вождем аздитов. Лишь после смещения Халида с поста и еще больше после его смерти йеменцы стали громко поддерживать его и сделали его предлогом для мятежа, без его одобрения и против его воли. Сам он довольно четко высказывал свои мысли о том, что он полностью зависит от Омейядов и считает себя их слугой, а не вождем рода или партии. В доказательство его верности династии можно привести его решительный совет Хишаму: не противиться завещанию Язида II и отстранить сына того от престолонаследия, хотя он не мог не представлять, чего ему самому следует ждать от рук сына Язида. Даже после падения он сохранил свою благородную верность, воссиявшую тогда, как солнце.

Помимо враждебности кайситов, Халид также навлек на себя враждебность ислама. Его мать была и оставалась христианкой, и в Куфе он построил для нее церковь. Он разрешил христианам вообще строить новые церкви[164], а также выказывал терпимость к иудеям. Он взял к себе на службу чиновниками по финансам и администрации многих зороастрийцев. Хариджит Бахлул поставил ему в вину то, что он уничтожал мечети, но строил синагоги и церкви, позволил зороастрийцам править правоверными и разрешил христианам и евреям брать в жены мусульманок. О нем ходили скандальные слухи: будто он происходит от евреев, если вообще не от рабов из Хаджара; будто он вырос среди распутных собутыльников в Медине и там служил поэту и развратнику Ибн Абу Рабии postillon d’amour («почтальоном любви»); что он зандик (распутник), нечестивец и мот; в Мекке источник Замзам, который с помощью своего нового акведука он мог заставить перелиться через край, он называл гнусной, заразной лужей и позволял себе подобные же богохульства в отношении Каабы, пророка и его рода и даже в отношении самого Корана. Вполне вероятно, что он был способен сказать о глупости гильдии благочестивцев, что на свете еще не было ни одного разумного человека, который бы знал Коран наизусть. Видимо, он сознавал свое духовное превосходство и не всегда сдерживал бойкий язык и таким образом давал оружие в руки противников.

Он дал своим обвинителям возможность бросить ему и другие упреки. Он был известен ревностной заботой о природных ресурсах и в этом подражал Хишаму. Он продолжил начатое аль-Хаджжаджем. Инженером, который при нем проводил работы по осушению болот в окрестностях Васита, в низовьях Тигра, был тот же Хасан ан-Набати, который служил аль-Хаджжаджу. Однако он работал над этим больше, чем было хорошо для него. Осушив болота, он получил весьма обширную и плодородную территорию; его главные владения перечисляются поименно у ат-Табари, и на посевах он делал огромные доходы. Ему не приходилось заботиться о деньгах, и он отличался необычайной щедростью, особенно по отношению к слугам и доверенным лицам, которых он таким образом привязывал к себе. Он любил производить впечатление важной персоны, но на пирах не удовлетворял алчности своих гостей, которая была ему невыносима.