Арабский кошмар

«Ну, что случилось?» – спросил джинн, поднимаясь со своего дымящегося ложа. Мальчик принялся яростно ворчать и жестикулировать. Джинн не скрывал удовольствия. «Ах! Совсем забыл, ты же не способен говорить! Какое несчастье! Ты страдаешь тем, что мы, джинны, называем афазией. Это недуг, при котором больной не в состоянии облекать свои мысли и переживания в слова. По этой причине ты не в силах разгадать тайну своего происхождения. С другой стороны, тайна сия еще не разгадана. По этой причине ты не в силах говорить. Вот это узел! Как же нам его распутать? Так вот, дело в том, что ты попросту боишься раскрывать тайну своего происхождения. Узел – в тебе самом. Ты молчишь и все эти годы молчал, дабы не узнать ненароком, где находится твой отец, и не встретиться вновь с человеком, который, по-твоему, ребенком бросил тебя в лесу на милость волков. Но в молчании твоем никакого проку. Теперь я могу сказать тебе, что отец твой умер».

Джинн умолк, дабы посмотреть, какое воздействие окажут его слова. Мальчик совершал глотательные движения. Казалось, он сейчас подавится. Затем наружу вырвался поток слов. Долгое время они складывались в сплошные проклятия. Наконец он достаточно успокоился, чтобы поведать джинну свою историю и даже найти некоторое удовольствие в ее формулировании.

«Я направился в деревню, как ты мне велел. День был жаркий, поэтому, спускаясь с горы, я испытывал все возрастающую жажду. Немного не дойдя до деревни, я повстречал на перепутье одноглазого старика. К поясу у него, как я заметил, была привязана фляга с водой. Я жестами показал ему, что он должен дать мне напиться. Он понял, что я хотел сказать, и ответил словами: «С какой стати?»

Я показал ему пересохший язык и убедительно изобразил свои страдания. «А мне-то что? Однако в тебе что-то есть. Я дам тебе воды, но сначала ты должен отгадать загадку:

Спрошу тебя о семерых, уже имеющих названья.

Они не заплутают, не вылетят из памяти, и каждый стар и нов.

Всяк, кто живет в них, живет как в жизни, так и в смерти».

Джинн фыркнул: «Думаю, даже единственным своим глазом он узрел, что с виду ты слабоумный, и наверняка рассчитывал, что если ты по какой-то странной случайности знаешь ответ, то вымолвить его все равно не сумеешь. Продолжай. Что было дальше?»

Мальчик нахмурился и продолжил: «Я в отчаянии смотрел на него. Потом мне пришло в голову, что, если даже я не сумею заставить его дать мне немного воды, он хотя бы может избавить меня от необходимости идти в деревню. Поэтому я сунул ему в руки письмо, которое ты мне дал, и с надеждой посмотрел на него. Он бегло просмотрел письмо и вернул его мне. Он был в ярости. «Ты отгадал загадку, – сказал он. Потом он бросил на меня хитрый взгляд: – Я обещал тебе воды, но не обещал чашку». И с этими словами он вылил воду мне под ноги, и она впиталась в пыль. В бешенстве набросился я на него и попытался разодрать ему глотку зубами. Потом, обнаружив, что зубы у меня недостаточно большие и острые, я попросту его задушил.

В ужасе воззрился я на первого убитого мной человека. Потом я обыскал его тело, надеясь найти что-нибудь мало-мальски ценное. При нем было только письмо. Взяв и его, и мое письмо, которое я ему показывал, я продолжил путь в деревню.

Там, помахав письмами, я дал понять, что прошу отвести меня к тому, кто сумеет их прочесть. Меня отвели к профессиональному письмописцу, который читал и писал все письма в деревне. «Покажи-ка, – сказал он. Потом он молча углубился в чтение и через некоторое время сказал: – Это очень интересно». После чего он вышел и собрал вокруг себя полдеревни. Затем, удовлетворившись, наконец, количеством слушателей, он начал нам всем читать.

«Мектуб. Сие написано. Это рассказ о судьбе и ее превратностях… Родителей своих я не знал. Я был подкидышем и, судя по самым первым моим детским воспоминаниям, рос в лесу среди обезьян. Но однажды, когда я еще был ребенком, люди нашли меня сидящим на опушке и отвели в ближайший город. В городе был школьный учитель, служивший при большой мечети, и меня отдали на его попечение. В меру своих весьма скромных способностей я обучился у этого человека обычаям и языку рода людского. Наконец настала пора обучить меня ремеслу или профессии. Однако найти наставника, который согласился бы взять меня в ученики, оказалось трудно, ибо всех смущало мое таинственное происхождение и я в самом деле был угрюмым и, видимо, недалекого ума человеком. Но однажды, когда мы с учителем бродили по базару в поисках подходящего наставника, к нам подошел один человек и сказал, что подыскивает команду на свой корабль, на котором предполагает с торговыми целями отплыть к островам, расположенным восточнее Суматры.