Арабы и море. По страницам рукописей и книг

Будущая археология сможет, вероятно, отнести это замечание также равным образом к Западной Африке и Восточной Азии, ибо и здесь и там искусственное орошение всегда играло определяющую роль в экономической жизни общества. Что касается наиболее близко интересующего нас района, «развалин в Йемене», то в отношении него приведенное высказывание обосновано фактическим материалом уже сейчас и не только исходя из истории Южной Аравии в непосредственно доисламский период. Американский ассириолог, хранитель вавилонской коллекции Йельского университета Рэймонд Ф. Дауэрти в своей книге «Поморье древней Аравии», исследуя ряд памятников материальной культуры, пришел к выводу, что пустынность внутренней части Аравийского полуострова не извечна. Проницательный ум ученого рисует картину цветущей и плодородной страны, раскинувшейся от Персидского залива до йеменского побережья, там, где теперь простирается безжизненная ар-руб ал-хали «пустая четверть» полуострова – красноватый песок и блеклое огнедышащее небо. Когда-то эта обширная область представляла морской придаток вавилонской державы.

Древние письмена, на которых словно бы играет отблеск утренней зари всемирной истории, ряды причудливо сплетающихся продольных и поперечных клиньев на таблетках из глины, – порой археологи находят при раскопках целые глиняные библиотеки, – с тех пор как востоковеды научились их читать, рассказывают ученым о вымерших народах и об исчезнувших царствах, рассказывают то прямо, то глухо и сбивчиво, словно волнуясь и чего-то боясь. Исследователь внимательно вглядывается в каждый отпечаток древнего резца, сопоставляет прочитанное с тем, что говорят другие таблетки, взвешивает возможные выводы на весах логики и выбирает самый весомый. Рассказы клинописи позволяют предполагать, что еще в четвертом тысячелетии до нашей эры южное побережье Аравии, особенно район Омана, родины Ахмада ибн Маджида, было населено смелыми моряками, которые вели торговлю с гаванями Эфиопии, реки Инд и Персидского залива. Индийский ученый Нафис Ахмад пишет: «Арабы явились первыми навигаторами в Индийском океане… Задолго до того как кто-либо другой – персы, индусы, китайцы, египтяне, греки или римляне, – стали плавать в южных морях, арабы были единственной нацией, которая выдвинула мореходов, путешественников и купцов в Индийском океане. Морской путь между восточным и западным миром касался Аравийского полуострова во многих местах.»[34]

По мнению исследователей, в третьем тысячелетии моряки из Магана, как тогда назывался Оман, по-видимому, привозили в шумерские поселения Нижней Месопотамии обработанный камень, употреблявшийся для строительных работ; из него высечены и многочисленные памятники, воздвигнутые правителем Нарамсином и вельможей Гудеа в честь самих себя. Тяжело груженные корабли плыли по «Нижнему морю», как называли в Вавилонии Персидский залив в отличие от «Верхнего моря» – Средиземного, кормчие зорко вглядывались вдаль, тщательно обходя мели, которых, впрочем, тогда было значительно меньше, чем сейчас: залив простирался гораздо северо-западнее своих нынешних очертаний, могучие Дигна и Бурануну, нынешние Тигр и Евфрат, впадали раздельно, и на подходе к их устьям еще не было такого обилия наносного песка, какое наблюдалось в Средние века, когда приходилось отмечать особо опасные отмели плавучими маяками.

Кроме камня мореходы Южной Аравии перевозили корабельный лес, которым так бедны западные берега Индийского океана. За ним парусники плыли к единственному побережью этого района, покрытому рощами строевого леса разных пород, – в Малабар на юго-западе Индии. По мере усложнения оснастки судов различные части стали изготовляться из пород с неодинаковыми механическими свойствами, и уже в Средние века лесные биржи в арабских гаванях имели дифференцированный набор сортиментов. В дело шла не только древесина, но и кора, волокно которой после сложной обработки употреблялось для пришивки досок к деревянному остову судна. Из Малабара в города Вавилонии – Ур, Ниппур, Урук и прежде всего сам Вавилон аравийские моряки привозили также розовое, сандаловое и эбеновое дерево, подвергавшееся тонкой художественной обработке в городских мастерских Двуречья.