Арахно. В коконе смерти

Он попробовал приподняться, но голова немедленно отозвалась на напряжение отнюдь не праздничным фейерверком. Чья-то прохладная ладонь опустилась на лоб. Одновременно с прикосновением пришла успокоительная мысль: потом. Лишние несколько минут ничего не решат. Главное, он все-таки дошел. Дополз. Ура.

Деревянные ручки носилок слаженно поскрипывали. Ать-два, ать-два! В ногу идут, отметил Антон. Еще бы: секретный объект! Спрятались под землей и давай секретничать. Серьезные у парней секреты, под мегатонну.

Я слаб, констатировал он. Так слаб, что не могу даже разозлиться. Да и стоит ли? Эти ребята просто выполняют свою работу. Свой долг. Сперва взорвали какую-то мощную дрянь — на глубине, чтоб без облака, без радиоактивных осадков, чтоб никто не пострадал… кроме парочки туристов-авантюристов, оказавшихся в ненужное время в совершенно неправильном месте. А теперь вот волочат его куда-то, предположительно в санчасть. Нет, ему не в чем упрекнуть своих несостоявшихся палачей, а ныне — избавителей .Только себя самого. Но и на это у него уже не осталось сил.

Двое, несущие носилки, переговаривались друг с другом, не понижая голоса, но смысл слов ускользал от Антона. Он наслаждался — и качкой, и тем, что в коем-то веке лежит на мягком. Он уже не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким спокойным и расслабленным. Ах, ему бы еще нормальную человеческую голову вместо этого чугунка с недоваренной перловкой мыслей!

Антон прислушался к ритмичному поскрипыванию. Нет, не «ать-два». Скорее баю-бай, баю-бай. Спи спокойно, герой, ты заслужил эту короткую передышку.

Только что ж это вы меня — вперед ногами? Нет, тут вы, ребята, малость поспешили.

Носилки остановились, громко зажужжал приведенный в действие механизм и спустя пару секунд стало невероятно светло. Его вынесли на улицу. Антон зажмурился с риском заработать вывих лица. Отголосок давешнего фейерверка пронесся по зрительным нервам чередой цветных вспышек, взорвался в висках парочкой петард. Тусклый свет фонарика и болотный отблеск циферблата не шли ни в какое сравнение с обрушившимся на него сиянием. Однако именно они не дали глазам окончательно отвыкнуть от света, так что ослепнуть Антон не боялся и жмурился не из-за этого.

Всеми своими разом дрогнувшими лицевыми мускулами, всей пропыленной, давно забывшей, что такое ветер и простор, кожей, Антон почувствовал, как прямо над ним от горизонта до горизонта раскинулось бесконечное покрывало неба. И интуитивно догадался, что сейчас на него лучше не смотреть.

Страхи страхами, преодоление преодолением, но иногда лучше просто не открывать глаза. Во избежание.

Должно быть, на его чудовищные гримасы в конце концов обратили внимание. Носилки качнулись, на секунду сбившись с шага, — и Антона накрыло с головой. Покрывалом, но, по счастью, не небесным, а самым обыкновенным, хлопчатобумажным.

— Спасибо… — шевельнулись губы, расправляя прохладные складки, но звука не вышло, и благодарность осталась немой.

Баюкающее тепло. Мягкая темнота. Ласкающая тишина.

Почти нечувствительные уколы.

Ощущение подавленной революции в желудке.

Как же не хотелось возвращаться из этого полуобморока-полусна в реальный мир!

Но он был должен. Что-то звало его. Настойчивое, как звонок будильника, с вечера установленного на недосягаемый подоконник. Чреватое последствиями, как опущенное в почтовый ящик напоминание о просроченном платеже и набежавших пенях. Неотвратимое, как ежемесячные выезды «на блины» к Алиной ма…

Мамочка моя! Алька! Сколько же он проспал?!

— Лежите смирно! — услышал Антон голос, привыкший скорее командовать на плацу, чем разговаривать с больными. — Вам нельзя шевелиться.

— Мне нельзя… лежать… — с трудом выговорил Антон, вяло удивившись невыразительности собственных интонаций. Чем они его накололи? Снотворным? Успокоительным? Чем-то еще для наискорейшего восстановления сил? Какая, к черту, разница?! Важно другое: — Сколько я уже проспал?

— Лежите, лежите, — ему мягко надавили на грудь, не позволяя подняться. — Нормально вы проспали. Трое суток.

— Трое суток! — он все-таки оторвал голову от подушки. Обошлось без фейерверка, хотя Антон внутренне приготовился пережить салют. — Помогите мне сесть! — он оттянул стиснувший горло ворот чужой и какой-то до невозможности домашней пижамы.

— Вам нельзя… — настаивал голос.

— Мне можно, — успокоил его Антон. — У меня там… жена. Помогите ей! Помогите ей, ради всего…

— Какая еще жена? Рядовой Саркисов! С ним был кто-то еще? Женщина?

— Н-никак нет, товарищ подполковник! — растерянно ответил голос, уже знакомый Антону по репликам: «Руки вверх!» и «Как вы проникли на территорию склада?»

— Что же вы… Так ведь можно… — в голосе старшего по званию неудовольствие мешалось с облегчением. — Вы лучше лягте. Саркисов, шприц!

Антон рванулся назад, стряхнул с себя чью-то ловкую руку, уже успевшую перехватить и слегка вывернуть наружу его левое предплечье, ударился затылком о металлическую стойку в изголовье кровати и открыл глаза. Тут же зажмурил — слишком светло!