Тартаренц с особым вниманием перечитывал последние строчки листовки, в душе горько сожалея, что не нашел не только группы солдат, готовых сдаться в плен врагу, но и одного-единственного бойца, с кем можно было бы откровенно поговорить. Он яростно ругал в душе Ашхен, которую считал причиной своих теперешних бед, ругал и товарищей, которым не мог довериться.
Тартаренц прошел уже довольно большое расстояние. Вот еще немного — и он будет у немецких позиций. Он уже представлял себе, как покажет и м листовку-пропуск, что будет при этом говорить. «Как хорошо, — думал он, — что дежурным был Габриэл. Я ловко провел его… Вот теперь пусть Михрдат читает наставления своему сынку!»
Он уже достал из кармана листовку и на всякий случай вытащил белый платок. Еще несколько шагов…
Но радость Тартаренца была преждевременна.
Габриэлу показалась подозрительной та настойчивость, с которой Тартаренц добивался разрешения пойти за водой. Выдав ему разрешение, он тотчас же сдал свой пост напарнику и незаметно последовал за Тартаренцем.
Сильный удар по спине заставил Тартаренца пошатнуться. Кто-то крепко схватил его за шиворот и рывком повернул к себе.
— Да это я, товарищ Габриэл…
— Какой я тебе товарищ! А ну, шагай!..
— Так я же объясню…
— Шагай, говорят тебе! Объяснения будешь давать командованию!
Габриэл привел Тартаренца к минометным площадкам. Вахрам уже доставил воду для товарищей. Одного взгляда было достаточно, чтобы он понял все.
— Ах ты, ишачий сын, значит, вот почему ты о моих порезанных пальцах беспокоился?! — крикнул он, подбегая к Тартаренцу. — Ах, дали бы мне этой порезанной рукой шею твою перерезать!
Лалазар презрительно щелкнул пальцем по голове Тартаренца.
— Да разве это голова? Это же прогнившая тыква! Дали бы мне выдолбить ее, сделать из нее черепок для отбросов! Теперь-то я понимаю, какую он мне удочку закидывал!..
Габриэл с трудом успокоил бойцов и под усиленным конвоем доставил Тартаренца к Гарсевану Даниэляну. Ошеломленный и возмущенный Гарсеван сам отвел арестованного к Остужко.
— Нашу честь запятнал, собака!
Остужко проявил больше хладнокровия: он допросил Тартаренца и, молча хмурясь, взял трубку телефона.
…Выслушав Остужко, Асканаз Араратян несколько раз прошелся по своему блиндажу. Враг просчитался — никто не поддался на его провокацию, кроме этой гадины. Но и один этот случай накладывал пятно на всю воинскую часть!
В тот же день, на рассвете, военный трибунал судил Тартаренца и вынес решение: расстрел перед строем.
…К пяти часам следующего дня, после того как дивизия успешно отразила все атаки фашистов и заняла более удобные позиции, бойцы роты Гарсевана Даниэляна выстроились неподалеку от штаба. Здесь были среди других Гарсеван, Саруханян, Габриэл, Ара, Унан, раненый Абдул, Лалазар, Вахрам. Бойцы выстроились наподобие большой буквы пе, в открытые ворота которой ввели под конвоем Тартаренца.
Лица бойцов выражали нескрываемый гнев. Особенно оскорбленными чувствовали себя Гарсеван и Саруханян: ведь этот презренный изменник оскорбил их самые заветные чувства, осквернил присягу, данную перед лицом народа, бросил пятно бесчестия на своих товарищей, жену, маленького сына!
— Подумаешь, за человека еще считают, приговор ему выносят, когда нужно было укокошить на месте, как собаку паршивую!.. — гневно шептал Вахрам.
Гарсеван выступил вперед и громко прочел зловещие строки приговора:
— «…за измену Советской Родине, за нарушение воинской присяги, за гнусный обман товарищей по оружию и командования…»
Тартаренц стоял понурившись, уставив в землю бессмысленный взгляд.
Гарсеван закончил чтение приговора.
— Снимай обмундирование! — громко приказал Саруханян.
Через несколько минут приговор над изменником родины был приведен в исполнение.
На обратном пути Саруханян сказал шагавшему рядом с ним Гарсевану:
— Нет, ты мне скажи, как мы об этом сообщим Ашхен? — и он скрипнул зубами.
— Ашхен обладает такой стойкостью, что мы можем к должны написать ей всю правду. Приходи, подумаем, обсудим вместе, как написать.
В это самое время Нина зашла к Асканазу — передать ему поручение. Лицо командира дивизии было так сурово, что Нина едва осмелилась спросить вполголоса:
— К расстрелу присудили мужа Ашхен?
— Нет, не мужа Ашхен — к расстрелу приговорили изменника родины.
АРАРАТ
Усадив рядом с собою внуков, Шогакат-майрик слушала Седу, которая читала ей только что полученное от Вртанеса письмо.