Арарат

Асканаз опустил голову. Он тихо приказал принести знамя дивизии. Как бы услышав шелест складок над своей головой, Тиросян медленно поднял глаза, и по его лицу скользнуло подобие улыбки. Не отводя глаз от знамени, Тиросян приоткрыл губы, но не мог произнести ни слова. Началась агония. Холодный предвечерний ветер шевелил волосы на его непокрытой голове и прядью прикрыл рану на лбу. Тиросян последним взглядом обвел стоявших вокруг него воинов, как бы молча давая им наказ, и навеки закрыл глаза.

* * *

В штабе армии с напряженным вниманием следили за действиями дивизии Тиросяна, измотанной ожесточенными боями с неприятелем. Денисов немедленно распорядился усилить ее новыми пополнениями. В ночь гибели Тиросяна он вызвал к себе Асканаза.

— Я пристально следил за течением боя. И командиры, и бойцы уже приобрели опыт. Враг остановлен на всем фронте; это очень важно, но все же это только первый шаг. Начинается период новых, еще более ответственных боев. Командование дивизией поручается вам.

Асканаз поднялся с места. Его лицо вспыхнуло от волнения.

— С новым назначением справитесь, об этом говорят проявленные вами сегодня инициатива и хладнокровие. Жаль, мы потеряли Тиросяна… Он оставил по себе светлую память. Я распорядился торжественно похоронить его…

Асканаз стоял молча, стараясь освоиться с мыслью о том, что ему придется руководить боевыми действиями всей дивизии.

Поднявшись с места, Денисов положил на плечо Асканаза руку и мягко сказал:

— Готовь свою дивизию, друг: скоро получишь новое задание. Предстоящие бои многое решат…

Глава восьмая КОНЕЦ ОДНОЙ ИСТОРИИ

Следующий день на участке дивизии прошел несравненно спокойнее. Противнику не удалось подбросить свежие силы и повторить ожесточенные атаки предыдущего дня. Асканаз Араратян воспользовался этим, чтобы усилить пополнениями и привести в порядок роты и батальоны, а также подробно ознакомиться с расположением дивизии, вникая во все подробности.

На участке Гарсевана недружный огонь противника длился до полудня, а затем наступило затишье. Передышка, судя по всем признакам, могла продлиться до следующего дня. Рота Гарсевана расположилась на отдых и с аппетитом расправлялась с горячей пшенной кашей, заправленной жирными кусочками мяса. День был сырой и туманный. Большие мягкие хлопья снега липли к лицам. Не обращая на это внимания, бойцы расселись на охапках сена, разостланных по дну окопа, и, достав из-за голенищ алюминиевые и деревянные ложки, ели жидкую кашу.

Гарсеван с одним из взводов только что вернулся с торжественных похорон командира дивизии. Он проходил по окопам, порой отряхивая снег со шлема. В одном из окопов над его головой разорвалось несколько неприятельских мин.

— Верно, считают, что не выполнили сегодняшнюю норму? — с пренебрежением сказал Гарсеван и, подойдя к телефону, связался с командиром батареи. — А ну-ка, трахни по их блиндажам несколькими снарядами подряд!

После артналета снова воцарилась тишина. Вокруг Гарсевана собрались и бывалые воины и новички, среди них Мурад и Ваагн. Прибывшие с ними в одном пополнении Грикор, Миран и Алексан были убиты накануне, ценой жизни искупив минутную панику. Мурад с Ваагном неплохо воевали и теперь состояли в роте Гарсевана.

Гарсеван вновь стряхнул снег со шлема, удобно уселся в нише, сделанной в стенке окопа, и заговорил:

— Командир нашей дивизии оставил такую хорошую память, что каждый боец может гордиться им. Помните, ребята, его наказ Юрику — заслужить хорошее имя доблестью. А теперь он жизнь отдал, но спас честь нашей дивизии.

— И новый наш командир, подполковник Араратян, такой же, — вмешался Ваагн. Ободренный общим сочувственным молчанием, он доверчиво продолжал: — Если б вы знали, как нам было стыдно, когда он нас задержал!..

— Да, он так же рисковал жизнью, но все же спас положение, потому что победил в себе страх смерти, — кивнул головой Гарсеван. — С таким комдивом мы еще многое совершим! Своим примером он помог вам преодолеть страх. Пусть же никто не ведет себя так, чтобы потом ему было стыдно!

— Если человек еще способен стыдиться, значит он может победить свое малодушие, — вмешался Михрдат, которого брил Вахрам в соседней нише окопа. — Э-э, Вахрам, нечем тебе точить бритву, что ли? Всю щеку мне ободрал!

— Есть у меня оселок, товарищ Михрдат, как не быть, но сегодня я ведь двадцать пятого брею! Другой раз с тебя начну, пока еще бритва не успела притупиться.

Гарсеван взглянул на сидевших рядом и, что-то припомнив, окликнул Ара:

— Ну как, здорово переволновался вчера у пулемета, Ара?

— Еще бы! В особенности, когда увидел, как фашист размахнулся и швырнул в нас гранату…

— Как так швырнул гранату? — Вахрам отвел бритву от лица Михрдата и оторопело взглянул на Ара. — Бросил — и вы…

— Хочешь сказать, как же они уцелели? — засмеялся Гарсеван.

— Вот именно, товарищ командир роты. Не пойму…

— А ну, расскажи, Ара, как это случилось?

— Габриэл перехватил гранату в воздухе и швырнул ее обратно в того же самого немца, а другой еще рядом стоял. Обоих фашистов в клочки разнесло.