Арарат

«Дорогая Нина Михайловна, смотрю я наверх — небо в самолетах, смотрю вниз — развалины, напротив, на расстоянии нескольких метров — фашисты. Как видишь, нечему радоваться. И далека, о, далека моя бедная Тоня! Не везет мне, — ребята от родных и друзей письма получают, радуются. Я, конечно, стараюсь радоваться за них. Ну, что бы тебе, Димка, каким-либо чудом выучиться грамоте и мне письмецо накатать! Местечко наше, конечно, не сравнится с каким-нибудь курортом, но ребята дружные. Вот только девушки у нас, словно Золушки, и характером чудесные, и личиком миловидные, да только в саже измазанные, измученные. И все мне приходит на ум, Нина Михайловна: настроить бы после войны бань и швейных мастерских, чтобы обмылись и приоделись по-хорошему наши славные девушки. Вот тогда ходи, смотри на них и радуйся! Даю слово, Нина Михайловна, живы будем — встретимся. Будет и на нашей улице праздник, не все же фашисту по ней коваными сапожищами топать… Ну, желаю здоровья, до доброй встречи. Привет вам от Григория Дмитриевича Поленова (он же Гриша)».

Нина с просветлевшим лицом бережно сложила клочки письма и спрятала в карман. «Нет, нет, там, у Гриши, положение во сто раз тяжелее, а он вот какие письма пишет! А что ж у нас… ах, лишь бы Асканаз Аракелович…» Тянуло выбежать из землянки, узнать, что творится кругом, где командир полка. Она только-только вышла за порог, когда раздался звонок. Нина схватила трубку, приложила к уху — и в первую минуту могла лишь повторять задыхаясь:

— Да, да!

* * *

Асканаз Араратян выслал в помощь батальону Суреняна резервную роту; одновременно он держал под особым наблюдением и третий батальон и батальон Остужко, которые отражали ожесточенные атаки противника. Судя по всему, враг решил вклиниться в позицию Суреняна и добиться на этом участке прорыва обороны. С помощью новой роты Суреняну удалось отразить последнюю атаку, но через некоторое время Асканаз заметил, что к позициям Суреняна ползут несколько танков, а за ними движутся цепи автоматчиков. Взвесив положение, Араратян решил ввести в бой резервные огневые точки. Вскоре два танка остановились, словно споткнувшись; из люков повалил дым. Не отрывая глаз от поля боя, Асканаз бросил сопровождавшему его Саруханяну:

— Восстановлена связь?

— Нет еще, товарищ комполка.

Асканаз гневно махнул рукой. Положение делалось все напряженнее, вражеские автоматчики кое-где проникли уже в окопы. Асканаз вздрогнул, заметив, что несколько бойцов выскочили из окопов и бросились бежать в тыл. Он подозвал к себе секретаря партбюро (все работники штаба находились уже в батальонах) и коротко приказал:

— По первому сигналу прикажешь перебросить телефонную станцию ко мне. По второму — пошлешь вторую резервную роту на участок Суреняна.

Он быстро зашагал, не оборачиваясь. Саруханян бросился за ним. Чем дальше, тем больше росла тревога Саруханяна: пули свистели вокруг Асканаза, а он, казалось, не замечал их, стремясь пресечь путь отступающим бойцам.

— Да что ж вы это делаете, ребята? — кричал Саруханян, стараясь опередить Асканаза на бегу, чтобы защитить его от пуль.

Асканаз ускорил шаги и наконец нагнал отступавших. Одним взглядом он окинул всех — Грикор и Миран, Алексан и Мурад… А вот и Ваагн!.. Все новички, всего несколько дней как прибыли на фронт…

Асканаз, который на ходу обдумал, как остановить отступавших, громко крикнул:

— Что, ребята, испугались фашистских автоматчиков? А ну-ка ко мне, кто больше всех боится!

Глаза Асканаза блестели веселым огнем. Фуражка сползла назад, и густая прядь волос упала на лоб. Бойцы с минуту оторопело смотрели на командира полка. Кругом свистели пули, но комполка стоял твердо и спокойно, его голос звучал властно и весело:

— А ну, давай, давай, ко мне!

Бойцы медленно и неохотно, отводя в сторону смущенные взоры, подходили к нему. Асканаз сделал несколько шагов вперед и взял из рук Ваагна его винтовку.