Арарат

В эту минуту одетый в запыленное демисезонное пальто старик, нервно потирая длинную жилистую шею и тяжело опираясь на палку, направился к Асканазу, который вышел из своего НП, чтобы лично проверить действия своих бойцов. За несколько шагов до русского офицера старик остановился, снял шляпу и почтительно поклонился.

Асканаз спросил по-немецки, кто он и чего хочет.

Не обращая внимания на вопрос, старик громко произнес, словно разговаривал сам с собой:

— Смотрю я вокруг — и сам себя спрашиваю: «Неужели вот это и есть Германия?» Гляжу я и не узнаю моей Германии!

— Да и мы затрудняемся признать Германию… Где она — Германия Гёте, Шиллера и Бетховена? — отозвался Асканаз.

— Неузнаваемой сделали ее недостойные хозяева! Этот конец я предсказывал еще с двадцать второго июня… — продолжал старик, горестно качая седой головой. — Но разумное слово уже не имело цены. А сколько нам пришлось претерпеть! Эти последние три месяца равнялись трем векам… Вы только посмотрите — немецкие дети ходят раздетые, голодные… В последнее время мы не получали и хлеба. Но кончились ли все ужасы? Можно ли надеяться на то, что люди будут без опасений проходить по Гроссштрассе, гулять по берегам реки Шпрее?

Асканаз догадался, что старик не слышит его, может быть, оглох от артиллерийской пальбы, а говорит потому, что его мучит потребность высказаться…

* * *

Второго мая с самого рассвета вновь загремели орудия и затрещали пулеметы со стен фашистских укреплений. Асканаз приказал поддерживать непрерывный орудийный обстрел. К десяти часам утра огонь противника стал постепенно утихать. А когда советские батарейцы устроили короткую передышку, чтобы остудить стволы, Асканаз заметил, что фашисты не собираются возобновлять огонь. Несколько мгновений царила непривычная тишина. Бойцы нетерпеливо ждали приказа и, поглядывая на хмуро молчавшие укрепления, кусали губы.

Послышался приказ: «К огню готовсь…» Но выполнять приказ уже не пришлось: под стеной расположенного справа укрепления показались дети — мальчуган лет десяти и девчурка поменьше его. Высоко над головой мальчик держал белый флажок.

Дети несмело пробирались к позициям советских частей. Гарсеван первым выскочил из окопов. Безмолвно взял он детей за руки и знаком показал Михрдату, чтоб тот отвел маленьких парламентеров к командиру дивизии.

Мальчик, успевший сообщить, что его зовут Карлом, робко взглянул в лицо Асканазу, не опуская руки с белым флажком. Ноздри его дрогнули, и высоким голосом он полувопросительно, полуутвердительно произнес явно заученные слова:

— Гитлер капут…

— …апут, — еле слышно откликнулась девочка.

— Вот это правдивое слово! — воскликнул Михрдат. — Устами ребенка глаголет истина!

Подойдя поближе, Асканаз объяснил Карлу, что флаг можно опустить, и помог обоим детям сесть на высокую скамью в углу своего НП. Мальчик, встрепенувшись, словно вспомнив что-то очень важное, достал из кармана курточки конверт и протянул Асканазу.

— А-а… наконец-то! — вырвалось у Асканаза, когда он ознакомился с содержанием послания: комендант укреплений сообщал, что состоящий под его командованием гарнизон капитулирует, и просил прислать офицеров, которым он мог бы сдать крепость.

Асканаз взглянул на детей. Ему вспомнились рассказ Оксаны о гибели Миколы, история болезни Аллочки… Взволнованный воспоминаниями, он несколько раз прошелся по землянке, затем подошел к детям, поглядел на них и приказал Вахраму дать им по плитке шоколада.

— Придумано неплохо… — негромко проговорил он. — В создавшихся условиях только детям и можно верить! — Наклонившись к девочке, он ласково спросил: — Как тебя зовут?

— Гретхен.

— Хочешь вернуться назад, вон в ту крепость?

— Нет, нет, здесь хорошо, здесь не стреляют.

— Так ты не хочешь, чтобы стреляли?

— Нет, не хочу, я боюсь. Герр комендант сказал: если мы пойдем к вам, стрелять уже не будут. Говорит: «У них тоже есть дети…» Правда, у вас тоже есть дети?

— Конечно, есть, Гретхен… — Асканаз отвернулся.

Гретхен постепенно набиралась смелости. Снимая обертку с шоколадной плитки, она деловито справилась:

— А у вас — девочка или мальчик?

Карл охотно взял шоколад, но разворачивать не стал. Он нахмурился и сердито взглянул на Гретхен: «Вот глупая девчонка, говорил же я, чтобы мне дали в спутники мальчика». Его очень удивило, когда советский генерал ответил девочке с приветливой улыбкой:

— Девочка у меня такая же хорошенькая, как и ты!

Кого подразумевал Асканаз: Цовинар, Зефиру или Аллочку?

Ответ пришелся по сердцу девочке, и она с любопытством спросила:

— А где она?

— Далеко-далеко… — задумчиво ответил Асканаз, дал Гретхен еще одну плитку шоколада и занялся делами. Гарсевану Даниэляну приказано было взять детей и отправиться к коменданту укреплений в сопровождении Ваагна и Ара (как переводчика).

— Объявите там, что капитуляция должна быть безоговорочной. И не забывайте, товарищ Даниэлян, вы идете к гитлеровцам в качестве представителя Советской Армии!

— Точно так — как представитель армии-победительницы! — твердо повторил Гарсеван.