С места, где сидела Кирья, донеслось возмущенное фырканье.
— Если только, как твои мальчишки, станет соглядатаем — по кружалам бренчать да сплетни собирать. Но это не дело для дочери и сестры вождя.
— Выслушай меня, Учай. Эти трое отроков, — невозмутимо сказал Зарни, — лучшие из лучших. У них особый дар — петь так трогательно, что никто, даже самый черствый вояка, не останется равнодушным. Скоро они будут знать множество песен, которые я складываю нарочно для тебя и твоего будущего похода. Песни о любви к родному краю, разоренному войной… О скорби и праведной мести… О том, что арьи злее зверей и тварей из-за Кромки. О том, что кровь самозваных детей Солнца — лучшая жертва богам…
— Так-так, — кивнул Учай. — Задумано весьма неплохо! Но насколько я вижу, эти мальчишки — дривы. И поют они наверняка на своем языке. А такие полезные песни должна запеть вся Аратта!
— В дривах столько ненависти к арьям — как не воспользоваться ею ради благого дела? Надо с чего-то начинать. Ну а уж потом…
Повелитель ингри кивнул:
— Хорошо. Пусть покажут, на что способны.
Зарни мгновение подумал и сказал отрокам:
— Стоян, Белко! Пойте песню о явлении Матери Битв.
Повернувшись к Учаю, он пояснил:
— Эту песнь я сочинил на языке дривов. Она — воинская. Песнь посвящена великой богине. Здесь она выступает в облике Матери Битв.
— Правильно! — одобрил Учай. — Пусть дривские воины тоже учатся поклоняться моей Богине. Но чтобы полюбить ее всем сердцем, они должны ее узреть!
— Воистину ты прав, мудрый сын Шкая, — склонил голову Зарни. — Ради этого все и затевается. Итак, в этой песне мы видим Богиню глазами раненого воина, потерпевшего поражение в страшной битве. Он лежит среди мертвых тел друзей и врагов. Он понимает, что битва кончена, и тщетно мечтает о мести, на которую ему не хватает сил…
— Дривам такое положение будет особенно близко, — осклабился Учай.
— В этот миг над полем битвы является Богиня…
Учай вновь ушел в себя. Он вспомнил Богиню — как она явилась ему на черных крыльях над погребальным костром арьев в день, когда был сожжен Мравец. В груди молодого вождя что-то болезненно сжалась. Как же давно он не видел свою небесную возлюбленную! Как пусто без нее, как одиноко!
Двое отроков-дривов выступили вперед, дружно грянули по струнам. Звонкое гудение враз перенесло Учая туда, где все возможно, где нет той невидимой, но нерушимой препоны, в обыденности разделяющей людей и богов…
Вдохновенные глаза подростков, слаженные юные голоса, грозное гудение гуслей — все это невольно захватило Учая настолько, что он почти не вслушивался в слова. Образы вставали перед его внутренним взором сами собой. Когда отзвучала песня, Учай вздохнул с сожалением…
— Очень хорошо! — громко заявил он, когда певцы умолкли. — Однако я желаю, чтобы в первый раз ты сам спел эту песнь, Зарни! Я буду при этом присутствовать, чтобы видеть лица моих воинов. И вот еще что — нужен важный повод, чтобы собрать всех: и дривов, и ингри, и, может быть, даже арьев Кирана… Все должны узреть Матерь Битв и полюбить ее, как я!
— Повод за тобой, сын Шкая, — склонил голову Зарни. — Если он будет достаточно весомым — как знать, может, и сама Богиня явится послушать песнь…
— Я знаю, что ей по нраву, — промурлыкал Учай, прикрывая глаза.
Зарни скривил узкие губы и махнул отрокам рукой:
— Ступайте!
Юные дривы направились к выходу. Кожаный полог уже опустился за ними, когда чуткий слух Зарни уловил обрывок насмешливой фразы: