"Аратта". Компиляция. Книги 1-7 (СИ)

— Что ж ты заплачку свою не спел? Убоялся повелителя до слез довести?

Тот, к кому обращались, ответил неразборчиво. Однако Зарни услышал довольно.

— Эй! — крикнул он. — Хельми, ну-ка вернись!

Младший побратим Учая послушно возвратился в палатку.

— Ты на что посягнул? — строго спросил гусляр. — Не я ли говорил, что рано вам еще сочинять, не по умениям!

— Да это же безделица, — покраснел Хельми. — Она не о воинстве, не про подвиги вождей или деяния богов… Она про девушку.

— Девушку?

— Да, замученную. Стоян и Белко недавно взяли меня к дривам на пирушку. Я там такого наслушался, потом ночь не спал — вспоминал да плакал. А к утру жальная песенка сама сложилась…

— Ладно, спой. Если хорошо вышло, браниться не буду…

Тонкие пальцы Хельми пробежались по струнам, и те зажурчали, словно весенний ручей, — Учай и не подозревал, что гусли могут звучать столь нежно. Но при этом такой скорбью веяло от напева, что у повелителя ингри даже в носу зачесалось неведомо почему. И чем дольше Учай слушал жалобную песнь, тем сильнее осознавал то, на что с самого начала намекал ему Зарни. Эти отроки вовсе не для того, чтобы развлекать воинов у костра или шататься по сопредельным землям, собирая слухи. Они его незримые стрелы, непревзойденное оружие в войне с Араттой.

— Ехали арьяльцы из лесов в столицу,
Утащили Айну, милую девицу.

У реки гуляла и венок сплетала,

Ах, зачем ты, Айну, в руки им попала?

Айну моя, Айну, ты не позабыта!

В грязь венок втоптали конские копыта…

Плачет Айну громко, слезы льет ручьями:

«Отпустите, люди, меня к милой маме!»

Щерится арьялец, с Айну рвет рубаху:

«Нет у тебя мамки, померла со страху,

Как ее топили, как избу сжигали,

Как отца рубили, голову снимали…»

Привязали Айну средь густой дубравы,

воронью потеха, волку для забавы…

Уходила Айну за отцовской тенью,

Выкликала братьям смертные моленья:

«Заклинаю, братья, кровушкой моею:

Повстречал арьяльца — убивай злодея!»

* * *

Ранние зимние сумерки окутали Ладьву. Темно-синее небо усыпали колючие звезды. Снег звонко скрипел под ногами. Воздух обжигал при каждом вдохе. Когда все погрузилось во тьму и в окошках зажглись огни, над лесом взошла огромная луна, окутанная красноватым туманом.

— Ох и морозно нынче, господин! — заявил староста Вилюг, заходя в избу, где расположился Киран со свитой. — Насквозь пробирает! Всего-то по улице прошелся — любо-дорого! Велю-ка еще раз хорошенько протопить на ночь…

— И всегда у вас так? — мрачно спросил Киран, глядя, как люди старосты заносят в избу и складывают в углу короба с припасами.

— Всяко бывает. На зимний солнцеворот порой и бревна в стенах лопаются. Но ты, господин, не тревожься. Мы по первым холодам все щели навозом промазали и водой залили, до весны простоит!

Из угла за печью раздался слабый стон Тендара, бывшего хранителя покоя. Придворный ухитрился простыть на пустом месте: прогулялся по морозу в нарядном плаще, побрезговав «вонючей и блохастой» шубой, предложенной Вилюгом. Теперь вместе со здоровьем Тендар утратил всякую силу духа. Киран, сперва радовавшийся обществу самого преданного из своих соратников, уже едва терпел его нытье.

Вилюг откинул крышку ближайшего короба:

— Извольте смотреть, все ли на месте, не забыли ли чего? Может, что еще нужно — так я прикажу доставить…

Домашнее войско Кирана занимало в Ладьве несколько больших богатых дворов. Эту часть деревни местные уже прозвали арьяльской слободкой. Хозяева — по большей части богатые купцы — охотно пускали к себе постояльцев. Арьи были щедры, платили золотом, а в Ладьве с недавних пор весьма научились его ценить. Еще год назад ингри предпочитали брать товары на обмен, с подозрением относясь к чужеземным блестящим кругляшам, однако быстро поняли свою выгоду. Только одно беспокоило Вилюга и других старейшин — как бы неугомонные дривы не подпалили арьяльскую слободку, а вместе с ней и всю Ладьву.

Носильщики поклонились и вышли. Киран бегло оглядел короба. Спору нет, устроились арьи на зимовку вроде бы и неплохо. Местные дикари живут большими, огороженными со всех сторон подворьями, считай, каждое — небольшая крепость. После нападения дривов Киран усилил охрану, сторожа менялись всю ночь до рассвета. Казалось бы, спи спокойно. Однако бывший блюститель престола все равно чувствовал себя как в осаде. Стоило скрипнуть половице или треснуть угольку тлеющей лучины — и он невольно сжимался, ожидая ножа в спину или удавки на шее…