Последующие дни шли в суматохе — что-то подсказывало мне, что это наши последние дни на руднике, и я поторапливал всех, кого требовалось. Последнюю плавку «нечёрной» бронзы делал Укруф — Нирул лишь руководил, проверяя знания моего нового раба, и бормотал с важным видом под нос «Однажды осенью…», с трудом сохраняя серьёзность — видно было, что главный урок мой вольноотпущенник усвоил хорошо. Он был страшно доволен своим нынешним положением. Шутка ли — три шекеля в день! По меркам Кордубы это был шикарный заработок для мастерового, делавший его завидным женихом в ремесленной среде. Я лишь хитро посмеивался — главный сюрприз для него был ещё впереди…
Кого я заездил в эти дни — так это Укруфа. И литейщик, и термист, и кузнец, и просто слуга — всё, как говорится, в одном флаконе. А что прикажете делать, когда и по части пружинной бронзы поднатаскать его напоследок надо, и пистоли наши пружинные всё ещё не доделаны, и манатки мои — те, что сей секунд не требуются — к упаковке в дорожные баулы не подготовлены? Последнее я бы, с куда большими толком и сноровкой, сделал сам, но уместно ли такое простому иберийскому рабовладельцу? Глядя на меня, заездили своих слуг и остальные наши, а бабы даже как-то поумерили свою обычную стервозность — все ждали скорых перемен.
Вызов в Кордубу — с формулировкой «не сломя голову, но и не мешкая» — не застал нас врасплох. Хоть и почти впритык, но успели. Укруф даже детали регулируемых прицельных приспособлений к пистолям почти доделал, которые оставалось только окончательно припилить по месту, да собрать на пистолях, после чего их можно будет уже окончательно пристрелять и привести к нормальному бою. Всё это можно будет спокойно доделать и на новом месте, а с двух шагов не промажешь и так.
Последнюю делёжку «левых» аквамаринов мы с начальником рудника произвели в присутствии Нирула, которому заодно и растолковали суть «теневой» экономики и его будущее место в ней. Парень, не успевший ещё и жалованью-то мастера нарадоваться, только теперь окончательно понял, какое «золотое дно» остаётся ему в наследство.
На радостях, что мы все наконец-то отбываем из «этой дыры» в город, Юлька с Наташкой даже не закатили истерики оттого, что им предстоит идти пешком — все мулы были под грузовыми вьюками. Мой вольноотпущенник собирался важно, с достоинством — целый мастер как-никак. Я втихаря произвёл смотр своего «левака» — солидная получилась кучка. Уж кому-кому, а мне грех было бы жаловаться на «эту дыру» — хорошо я на ней поработал, плодотворно. Что ж, спасибо этому дому — пойдём к другому.
На привале в деревне я приподнёс Астурде приготовленный ещё с прошлого вояжа прощальный подарок — пару хороших серебряных браслетов. Не очень-то они её обрадовали, смысл подарка она поняла прекрасно, но уж — чем богаты. То, чего ей хотелось куда больше, предназначалось для другой. Даже Юлька, заметив это дело, воздержалась от своих обычных шпилек.
При выходе из деревни, я окинул её прощальным взглядом. Немало здесь было и хорошего, и приятного, да и ту, к которой я спешу, я ведь впервые увидел здесь. Но наш дальнейший путь лежал в Кордубу и, как я крепко надеялся, не заканчивался в ней…
20. Путь в Гадес