Арбалетчики князя Всеслава

В погонщиков-нумидийцев полетели меткие дротики и саунионы, да и пращники турдетан тоже не зевали, а если этого оказывалось недостаточно — сразу несколько человек метали копья в одного слона. Пара гигантов с рёвом рухнула, остальные, лишившись погонщиков и обезумев от боли, повернули назад. Теперь уже они опустошали римские ряды, наверняка вызывая у ветеранов войны с Ганнибалом весьма неприятное ощущение «дежавю».

Но помимо «дежавю» имелся у римских ветеранов и опыт, который, как известно, не пропьёшь. Не так уж и много было этих взбесившихся «живых танков», всего около десятка — не с Македонией ведь воевали, а с какими-то жалкими испанскими варварами. Офонаревших слонопотамов забросали копьями, дабы не путались под ногами у гордых граждан Рима.

Избавившись таким образом от помехи, легионеры снова сомкнули ряды, но и турдетаны уже опомнились и возобновили натиск. К линии боевого контакта под звуки труб мерной поступью двинулись римские триарии…

— Если у Кулхаса не припасено сюрприза — его войску звиздец! — заметил Володя.

Ситуёвина в самом деле складывалась своеобразная — на флангах конница и легковооружённые как-то поддерживали статус-кво, но в центре — с подходом триариев — результат был предсказуем. В принципе-то так же было примерно и у Ганнибала при Каннах. Зная конечный результат той грандиозной мясорубки, мы обычно не вполне осознаём, как рисковал тогда великий Баркид. Бой есть бой, и многое в нём запросто может пойти совсем не так, как спланировано. А там и не требовалось «совсем не так», там и «не совсем так» хватило бы за глаза. Продержись его слабый центр чуть меньше, промешкай его сильные фланги чуть дольше, провозись его конница с конницей римлян и не поспей своевременно завершающие окружение нумидийцы — любого из этих факторов хватило бы, чтобы римская пехота прорвалась в центре, после чего весь гениальный план Ганнибала полетел бы вверх тормашками. Уж чему-чему, а строевой даже римских новобранцев начальство выдрочить успело, и уж по команде «Кру-гом!» развернуться к тем пресловутым нумидийцам задним манипулам труда бы не составило. Тыл стал бы новым фронтом, а бывший фронт — тылом, только и всего. Тяжело, конечно, пришлось бы флангам, теснимым лучшей ганнибаловой пехотой, но в глубине римских боевых порядков было вполне достаточно свежих манипулов, чтобы как-нибудь уж справиться и с этой напастью. Шутка ли — соотношение два к одному в римскую пользу?

Сюрприз у Кулхаса имелся. За притоком Бетиса его профессионалы опрокинули местных союзников Рима и на плечах у бегущих форсировали неширокий приток. Вперёд вырвалась стремительная конница, и на наших глазах наметился нехилый удар в бочину уже теснящим противника по всему фронту римлянам. Если успеют и если то же самое случится и на другом фланге — может и выйдут у турдетан «Канны на бис». Но это понимали и римляне, и такой исход дела в их планы, конечно же, не входил.

Не всех своих слонов они, как оказалось, использовали для фронтальной атаки, трёх выделили и в помощь союзникам на фланге.

Слоны малоэффективны против обученной сражаться с ними тяжёлой линейной пехоты, но против конницы это почти панацея. Почти — потому что в Индии или в Нумидии этот номер не прошёл бы. Там конницу специально обкатывают слонами, и лошади к ним привычны. Но здесь слоны — экзотика, и кавалерийская атака волей-неволей застопорилась. Что толку от храбрости всадника, если празднует труса его конь? Мало кому удавалось заставить своего скакуна преодолеть страх, большинство лошадей храпело, кружило, но от атаки отлынивало. А пехота не поспевала…

Тордул мрачно смотрел со стены на это безобразие, затем поманил к себе меня и трёх пращников-балеарцев.

— Мы не воюем с Римом, — напомнил он, — Но будет нехорошо, если римляне разобьют сейчас Кулхаса. Тогда они захотят войти в город как победители, а мы ведь с ними не воюем — будет очень нехорошо. А эти три слона… Вы поняли меня?

Разумеется, мы всё поняли правильно.

— Не стрелой! — одёрнул меня начальник, когда я намылился уложить в желобок болт, — Я видел, как ты стреляешь «желудями» — сделай так и на этот раз. Зачем оставлять следы?

Один из балеарцев подал мне свинцовый «жёлудь» и положил передо мной на парапете ещё несколько. Что ж, разумно!