Арбалетчики в Карфагене

— Так это ж когда было-то! Это ж натуральной ходячей энциклопедией для этого надо быть! Меня, между прочим, Юлей, а не Викой звать, хи-хи!

— Там, где не помнишь с точностью до года — пусть будет с точностью до пяти лет. Где не вспомнишь и так — пусть будет хотя бы с точностью до десятилетия. Нам для наших потомков стратегию на века разработать нужно.

— Тебе не кажется, что из меня стратег, как из тебя балерина?

— Мне это не кажется, я это знаю точно. Но эту стратегию мы с вами все вместе разрабатывать будем, а от тебя только историческая справка нужна — когда и где именно будет происходить очередная пакость и в чём конкретно она будет заключаться. Чтоб ясно было, откуда драпать, где ныкаться и где побольше соломы подстелить.

В общем, вот в таком примерно ключе мы меж собой перспективу и обсуждали. Для Велии потом затрахался на турдетанский всё переводить, поскольку понимала она в наших мудрёных разговорах далеко не всё, и если уж я задался целью сделать из неё одну из нас — приходилось мириться и с неизбежными в таком деле трудностями. Я ведь и сам по-турдетански более-менее прилично только на простом бытовом уровне шпрехаю, а вот какие-то сложные понятия растолковывать — слов катастрофически не хватает. Некоторых в испано-иберийских языках вообще нет — приходилось или греческое какое-нибудь слово подбирать, если я его знал, или вообще жестами пояснять, разыгрывая при этом изрядную пантониму, а иногда и вовсе целое представление городить. Вот говорим мы, к примеру, с нашими о каком-нибудь фильме, который все смотрели. А вот как объяснить аборигенке, пускай даже и очень толковой, что такое кино? С греческой культурой она, хвала богам, знакома, и понятие театра, пьесы и актёров ей известны. А физический механизм? И ведь растолковать надо так, чтоб ей ясно было, что никакой магии тут нет, а есть только хитрая техника, дающая движущееся изображение. В конце концов, исчерпав возможности слов и жестов и не добившись сколько-нибудь вразумительного результата, я тупо приобрёл на рынке большой лист египетского папируса, изрезал его весь на мелкие кусочки, скрепил проволокой в грубое подобие блокнота и нарисовал на каждой его страничке схематичный контур пляшущей танцовщицы — типа последовательных кадров на киноплёнке. И только после этого, согнув «блокнот» в руке и отпуская последовательно, но быстро, страничку за страничкой, я сумел продемонстрировать супружнице принцип движущейся картинки. Принцип фотографирования и киносъёмок я ей разжевать так и не сумел, поскольку и сам имел о них лишь достаточно смутное воспоминание, да и сама терминология подходящая в античных языках отсутствовала. А вот принцип проецирования изображения с помощью света на белый матерчатый экран я ей растолковал легко. Суть она ухватила моментально даже со слов, так что не пришлось и с демонстрацией заморачиваться. Мне ведь неглупая бабёнка досталась, эксклюзивная, ни разу не среднестатистическая кошёлка, только вот о нашем современном мире ни хрена не знающая, и объяснять ей приходилось поэтому ну уж очень до хренища.

Зато и Велия, в свою очередь, порассказала мне немало интересного. Например, о древнем Тартессе, о котором современным историкам известно до смешного мало.