— Зачем беспокоить этим отца? Разве мало у него других забот? Я слыхала, что ты сумел сделать какие-то очень сложные и опасные дела в Гадесе. Если ты справился там — справишься и здесь.
— С чем именно? Твой деверь, не послушав тебя, вдруг послушает меня?
— Ну, ты ведь умеешь справляться с непослушными и непонятливыми. Ну, как в Гадесе с каким-то там Дагоном, например…
— И ты хочешь, чтобы я таким же образом «вразумил» и брата твоего мужа? А зачем это тебе, досточтимая?
— Глупца всё равно уже не спасти. Но я не хочу, чтобы пострадала вся их семья. Пусть уж лучше погибнет он один!
— Так, так… Ещё братья у этого несчастного есть?
— Законных — нет, — ответила она после некоторой заминки.
— И значит, после гибели этого наследником его отца будет внук?
— Ты неглуп, Максим! И раз ты всё понял — должен бы прекрасно понимать и то, НАСКОЛЬКО я буду благодарна тому, кто решит для меня эту проблему! — говорится это с соответствующим придыханием и выставлением ножки, дабы у меня не было сомнений в форме ейной благодарности — эта стерва, млять, явно уверена в своей неотразимости.
— А заговор…
— В том-то и дело! Надо спешить! Он же погубит всё!
— Нужны доказательства, досточтимая.
— Ты мне не веришь?
— Дело слишком серьёзное, чтобы верить в нём на слово. Тут же пахнет крестом, если что-то вдруг окажется не так.
— Хорошо, я постараюсь добыть доказательства! — и удалилась такой походкой, что… гм… ладно, до дома и Софонибы недалеко…
Выпустив пар с бастулонкой и вернув себе способность соображать здраво, я прикинул хрен к носу. В эту самоубийственную жертвенность олигархического отпрыска, вдобавок — наследника, верилось как-то с большим трудом. Обычно такие ребята чужими руками жар загребать горазды — как Мириам, например. А посему — не очень-то верилось и в заговор. Доказательства-то эта сучка, надо думать, какие-нибудь быстро придумает и сфабрикует, мотивации у неё для этого — вагон и маленькая тележка, но всё же — а вдруг?
По большому счёту мне плевать на карфагенскую политическую кухню. Без нашего вмешательства, по идее, всё должно идти так, как шло и в нашем историческом реале. И хотя мелких подробностей мы, конечно, не знаем, мы знаем конечный итог — ни Циклоп в реале никакого военного переворота в городе не совершил и никаким тираном в нём не заделался, ни самого его никто не уконтрапупил, а только накляузничали на него в Рим и вынудили сбежать на Восток к Антиоху. Но, допустим на минуту, что что-то мы такое ненароком успели вытворить, что карфагенские события изменит. Скажем, пёрднул я на рыночной площади, от этого собака-дворняга, чтоб газы мои не нюхать, свернула не в ту сторону и шуганула не того кошака. Не тот кошак перебежал дорогу не тому местному забулдыге, он споткнулся, приземлился с размаху мордой лица, от огорчения нажрался до поросячьего визга раньше времени и проблевался в результате на сандалии вовсе не тому из людей поприличнее, которого должен был облевать в реале. Ну а этот не тот человек поприличнее возьми вдруг да и окажись паче чаяния пускай и относительно бедным, но всё же родственничком какой-нибудь городской шишки. Постирается он, заглянет потом к родственнику да и поплачется тому в жилетку — типа вконец чернь охренела, уже среди бела дня блюёт на ноги порядочным людям. Родственник проникнется, ляпнет где-нибудь в присутственном месте, демагог-популист какой-нибудь услышит да и перед толпой это дело разболтает, солидно сгустив краски отсебятиной. Чернь, ясный хрен, изобидится, она это дело любит, и вот он, социальный конфликт, на волне которого Одноглазый усиливает свою власть, а олигархи стремятся избавиться от тирана. Чисто теоретически — возможно, но реально — смешно, потому как и без меня накушавшиеся гороху гегемоны пердят где ни попадя, и тот из них, по чьей милости Циклопа суффетом избрали, благополучно успел пёрднуть в нужный момент в нужном месте, опять же и без меня. Карфаген — он большой, и надо быть личностью покруче любого из нас, чтобы сыграть роль в его истории.