Арбалетчики в Карфагене

— Ты прав. Вдобавок простые рабы у нас и стоят дешевле. Правда… гм! — я с нарочитой откровенностью «раздел» невольницу глазами.

— Не самый лучший выбор для этого, чужеземец! — усмехнулся работорговец. — Наложницей она будет тоже слишком строптивой. Разве только если тебе нравится брать женщин силой…

— А это ещё почему?

— Да всё этот их дурной обычай! Для жреца или философа она раздвинет ноги с радостью, для воина — охотно, с земледельцем и мастеровым ещё ляжет, а вот купцов они почему-то презирают. Не спрашивай меня, чем для них торговец хуже крестьянина, я не интересовался причинами, но в том, что их обычай именно таков, я готов поклясться тебе перед богами. Ещё терпят очень богатых и влиятельных, но ты ведь не очень-то похож на такого. Мелкий же торговец для неё лишь немногим лучше раба. Кроме того… гм… ты только пойми меня правильно и не обижайся, чужеземец, но ты ведь — варвар. Это тоже не добавит ей желания принадлежать тебе и ублажать тебя ночами на ложе.

— Даже так? Гм… Ну-ка, покажи мне её получше! — я уже разглядел и маленькое пятнышко краски на лбу рабыни, подтверждающее индийское происхождение её предков, но следовало отыграть роль недалёкого сластолюбца до конца.

Рабыня содрогнулась от ужаса, когда купец заставил её раздеться перед нами, но деваться ей было некуда.

— Недурна, — признал я. — Но ты говоришь, она строптива? Это не очень хорошо.

— Я предупредил тебя — решай сам.

— Да, ты предупредил меня честно… Гм… Недурна… Но своенравна… Гм, — я старательно изобразил колебания. — Это же придётся её укрощать… Гм…

— Если она нравится тебе — уступлю за девяносто, — проговорил купец.

— Семьдесят! — грабить честного и даже вполне порядочного — ну, для этой его далеко не самой респектабельной профессии, конечно — торговца мне не хотелось, но для поддержания легенды нужно было изобразить прижимистость и поторговаться.

— Восемьдесят! — возразил тот. — Должен же я заработать на ней для своей семьи ну хотя бы уж несколько драхм!

— Хорошо, не буду лишать тебя барыша — пусть будет восемьдесят, — я отсчитал ему монеты, с трудом подавляя довольную ухмылку. Тридцать два карфагенских шекеля за ТАКУЮ бабёнку — в самом деле, дешевле только даром, гы-гы!

8. Александрия Египетская

В отличие от того Колосса Родосского, Александрийский маяк ещё не рухнул и пока вроде бы падать не собирался, так что уж это-то чудо света мы всё-таки повидали в его натуральном и достаточно впечатляющем виде. По мере приближения его громада всё поднималась и нависала над кораблём. Для нашей современной эпохи это была бы вполне заурядная высотка, но для античности — млять, просто слов нет, учудили Птолемеи!

Если уж и мы с Васькиным, привычные к виду небоскрёбов нашего мира, при виде этого маяка несколько прихренели, то Мунни, моя косская рабыня, и вовсе выпала в осадок. Она ведь до попадания в рабство вообще за пределами своего острова не бывала и никаких таких суперпостроек никогда не видела, а тут сразу такое, гы-гы! Учитывая, что в Александрии мы пробудем ещё не один день и насмотреться на маяк ещё успеем вволю, я не собирался лишать Мунни зрелища из окна, а себя самого — созерцания её уморительно отвисшей челюсти, но… Млять! Это ещё что за хрень такая?! Конопли я точно не курил, мля буду, в натуре, век свободы не видать, и вина тоже выпил ну совсем чуток, ни в одном глазу, как говорится — так какого ж, спрашивается, хрена, мне мерещатся такие глюки?! Отпихнув рабыню от окошка довольно бесцеремонным образом, я подозвал Хренио, тоже абсолютно вменяемого, и мы оба, выпучив глаза, уставились на местные плавучие чудеса. Мыылять! Вот это учудили Птолемеи!