И потому она сразу отмела вопросы Нонны о Костике. Не вписывался он в план. Пройденный этап. И не о чем тут рассуждать. Света удивилась, что Нонна с каким-то даже недоумением восприняла перемену в ее жизни. Она как будто бы даже не очень сочувствовала Свете. Что-то ее вроде смущало… Что же? Разве не Нонна сулила ей всегда нечто более заманчивое, чем серенькая жизнь с цветущим Костиком. Чего же она теперь скисла? Или испугалась? Храбрая Нонна, учившая ее, как жить на свете. Ах, Нонна, ты, наверно, постарела в своей тихой заводи, со своим «негоциантом»? И тебе уже не по плечу бурное плавание, в которое пустилась она, Света. Но оно ведь и не такое уж бурное. Во всяком случае, ясно виден порт назначения, и она знает, что прибудет туда без потерь.
И все же Светлану задевала какая-то нотка не то опасения, не то осуждения в тоне подруги.
— Нонна, ты чего, собственно, испугалась: того, что я покончила с Костиком, или того, что начала с Юрием. Второе тебе давно известно, а первое вытекало из второго. — Светлана, как всегда, говорила рассудительно и без лишних эмоций.
Нонна задумчиво разминала ложечкой мороженое:
— Это, конечно, так сказать, в комплексе… И не то что я испугалась за тебя. Ты, конечно, не пропадешь ни в каких обстоятельствах. Но… Видишь ли, проходит время, и начинаешь тяготиться своим положением…
— Что значит «своим»? Твоим?
— Моим. И я этого не ощущала, пока мой «негоциант» не повернул на сто восемьдесят градусов…
— Он тебя оставил? — спросила Светлана удивленно, но так холодно, что это задело Нонну.
— Напротив, он объявил мне, что не хочет вести «двойную бухгалтерию», что он ко мне очень привязан. Ну конечно, был толчок… Без этого нынешние мужчины ни на что не решаются. Понимаешь, жена узнала! И тут уж надо было «или — или»… Словом, он оставляет семью.
Светлана озадаченно смотрела на подругу:
— После стольких лет «двойной бухгалтерии»?
— Как видишь. Да ведь многое изменилось за эти годы. Связь с семьей ослабела, а у нас — окрепла.
Света все еще что-то обдумывала.
— Ты довольна? — спросила она наконец.
— Я тебе скажу откровенно: ты знаешь, я вовсе не тяготилась своим положением, но, когда оно в один прекрасный день окончилось, я ощутила, что, собственно, в глубине души всегда на это надеялась. И даже больше: что эта надежда держала меня на плаву…
Светлана во все глаза смотрела на подругу: что было искренне и что бравадой? Где настоящая Нонна? В смелости суждений, которые находили такой отзвук в Светиной душе, или в нынешней ее успокоенности? И значит, из этой успокоенности вырастают ее опасения за нее, Светлану?
Света улыбнулась немного свысока:
— Я никогда не буду фигурировать в «двойной бухгалтерии». Это не для меня.
И так же как Света в этом их свидании сразу учуяла перемену в подруге, так и Нонна подумала очень точно про Свету: «Она обрела форму. И сохранит ее при всех превратностях судьбы».
Но Светлане все-таки нужна была ясность:
— Что же тебя пугает, Нонна? То, что я рассталась с Костиком? Или то, что я с ним рассталась, по твоему мнению, преждевременно? Или у тебя нет уверенности в том, что я смогу устроить свое будущее?
Они давно не виделись, но перемена в Свете не могла произойти за это время. «Я ее просто не знала, — думала Нонна, — или, вернее, судила о ней поверхностно. Хорошо ли, что она так уверена в себе? Хорошо ли это для нее? Наверное!»
И Нонна ответила искренне:
— Я вообще не боюсь за тебя. У тебя характер. А это главное.
Нонна тут же подумала, что с таким характером можно через многое переступить. Через Костика, например, запросто. Но как обстоит дело с мамой? С мамой, которую Света так любит, так предана ей. А может быть, и эта любовь и преданность отойдут вместе с «пройденным этапом»?
И вдруг жизнь подруги представилась ей в виде американского шкафа для дел, стоящего в канцелярии на службе у Нонны: один ящик выдвигается — все другие защелкиваются…
Светлана, словно угадав ее мысли и так, будто это был совершенно новый, не связанный с прежним вопрос, проговорила:
— Есть одна трудная для меня вещь во всем этом. Трудная потому, что не от меня уже зависит…
— Мама?
— Ну конечно. У нее свои представления обо всем…
«И о тебе — в первую очередь», — подумала Нонна.
— Конечно, мама мне желает счастья больше, чем себе. Разве я не понимаю? Разве я виновата, что мы по-разному видим это счастье. Почему я должна убиваться оттого, что мне после школы пришлось идти работать, а не учиться дальше? А ведь мама до сих пор никак не успокоится и, что обиднее всего, винит себя в этом. А на самом деле все не так. Если бы у меня самой было желание, все бы устроилось… Теперь она ужас как расстраивается из-за Костика… Я ему настрого запретила плакать ей в жилетку. И если она его вызовет на разговор, чтоб сказал: «Что делать? Света любит другого…»
— Ты так ему велела? А сама ты сказала маме?
— Я? Нет, не сказала.
Света улыбнулась изумлению подруги:
— Ну подумай, Нонна, как я могу с этим показаться маме? Тогда надо сказать кто… Возможно, это до времени?
— До времени? — недоуменно повторила Нонна.
Света захохотала: