Арбатские подворотни

А что будет через три года, через пять? Что будет, когда она станет дряхлой тридцатилетней старухой? На плотных спортивных икрах выступят синие вены, твердая нежная грудь обвиснет, во рту возникнет искусственный зуб, а в густой золотой шевелюре седой волос? Вот что тогда? С чем останется?

Тутси в сотый раз дает себе слово побольше откладывать на книжку, закупить всякой ювелирной мелочевки… Все это пустое, она знает, но надо же принимать какие-то решения. Она готова принять любое, кроме одного — изменить свою жизнь. Вот этого нельзя! Ни в коем случае. Ей так хорошо плыть по течению удобной жизни, ни о чем не думая. А что порой наткнешься на щепку, на корягу, что где-то пересечешь ледяной подводный ключ или затон с протухшей водой, так что делать, жизнь есть жизнь. И разве нет у нее Игоря? Да ради того, что она переживает в его объятиях, она готова пойти на все и все отдать.

Но она прекрасно знает, что ни на что не пойдет и ничего не отдаст…

Солнце незаметно заволакивают тучки, Тутси становится холодно. Она запахивает полы своей серой дубленки и торопится в дом.

Там новогодние приготовления в полном разгаре. Поступает неожиданное предложение, чтоб ночью не зевать и не дремать, прилечь часиков до десяти, поспать, набраться сил.

Предложение принимается с энтузиазмом, но никто не спешит им воспользоваться. Только Тутси поднимается на второй этаж, сворачивается калачиком на постели и мгновенно засыпает — ведь ее сегодня так рано подняли.

Она просыпается от легкого прикосновения чьей-то руки к ее щеке, рука нежно гладит щеку. Тутси не шевелясь приоткрывает один глаз и угадывает в наступившей темноте присутствие склонившегося над ней Игоря. Она чуть-чуть поворачивает голову и целует его руку.

— Подъем, — шепчет он, — торжества начинаются через полчаса.

Тутси потягивается, как сытая кошка, окончательно разлепляет глаза, жеманно просит: «Приляг со мной на минуточку», прекрасно понимая нереальность такой просьбы. За окном темно, но во многих домиках светятся окна, а кое-где и разноцветные лампочки на елках.

Игорь спускается на первый этаж, а Тутси приступает к туалету. Она раскрывает свою косметичку (дорогая безделушка — подарок одного французского друга) и усаживается перед зеркалом.

Неожиданно она откладывает тушь: почему она должна макияжиться! С ее цветом лица, длиной и густотой ресниц, сочностью и яркостью губ! Да пошли они все к черту! Ну на работе — понятно, там это еще и признак профессии, а здесь? Да без любых макияжей, не то что в лыжном костюме, а в рогожном мешке она даст сто очков вперед всем этим Танькам, Женям, Иринкам, вообще любой бабе, какие бы ни приехали сегодня в этот поселок встречать Новый год. Да во всей Истре, в Москве, да хоть в стране, хрен найдешь вторую такую красавицу! Это ей говорят все ее партнеры, об этом говорит цена, которую они готовы заплатить за ее благосклонность. Даже среди ее коллег, а там есть девочки будь здоров, не всякая за одну ходку может получить полторы, а то и две сотни «гринов» или косач. Шота (не из Тбилиси, из Одессы) отвалил полторы тысячи за ночь, что провел с ней. Такую зарплату впору внести в книгу рекордов Гиннесса.

А она сидит в этом огородном домике, в компании ребят, которые небось все трое за полгода столько не зарабатывают. «Ой, не могу!» Тутси истерично рассмеялась и тут же испуганно замолчала. Интересно, а что, если б Игорь за вот эту новогоднюю ночь, которая предстоит, потребовал с нее полторы тысячи, отстегнула бы она? «Сразу, — признается себе Тутси. — А раз так, заткнись и иди за стол».

Что она и делает.

Ровно в двадцать три часа все усаживаются. Включается привезенный Андреем переносной телевизор. Все набрасываются на еду, словно прибыли из голодного края. Конечно, икры нет — ни паюсной, ни зернистой, ни красной, ни даже баклажанной; нет шампиньонов, лососины, нет спаржи, артишоков и волованов, зато в изобилии блюда поскромней. Но какой от них аппетитный аромат! Как обжигает картошка, как сочны помидоры! Как пахнет хвоей и каминным дымком! И какие ледяные водка, шампанское и пиво!

Танек смотрит на всех своими уникальными глазами, в которых таится призыв (к кому и к чему?), но пьет умеренно. Серега, этот румяный красавец, как ни странно, равнодушен к напиткам, Игорь не пьет вообще.

Но все это не мешает веселью.

— Поднимаю бокал за здоровый образ жизни, которым мы сейчас занимаемся! (литературный стиль здесь никого не интересует), — заявляет Андрей.

— За счастье! — кричит Женя, влюбленно глядя на своего супруга и властелина, который, все это знают, у нее прочно под каблуком.

— Чтобы все исполнилось, что хочешь! — провозглашает Игорь.

— Это смотря чего хочешь, — неуместно замечает Женя.

— Пусть будет у нас в Новом году столько болезней, несчастий, неприятностей, горестей, сколько останется водки в этом бокале! — Борис осушает бокал и даже высасывает остатки жидкости.

Тем временем все корят его за бесстыдно бородатый тост.