Арбитражный десант

Проснулась Ирина от чада, сопровождаемого сильным, неприятным запахом. Потянулась: вчерашняя ломота оставила ее, и лишь горящее лицо и покалывающие пальцы рук напоминали об обморожении. Она приподнялась, разглядывая убогое обиталище, в котором оказалась. Узенькое окошко, сколоченные нары вдоль бревенчатой стены – на трех-четырех человек, полка над входом, уставленная баночками, обструганный ножом куцый стол да печь, перед которой спиной к ней склонился обнаженный по пояс Денис. В печи шкворчало.

Убогое жилье, спасшее ей жизнь, – Ирина умиленно вздохнула.

– А! Почуяла. Строганину готовлю на сале, – не оборачиваясь, объяснил Денис. – Сливочного масла, извиняйте, не нашлось. Как спалось? – Чудно. Ты знаешь – летала во сне.

Она фыркнула сконфуженно.

– Я в детстве часто летала во сне. Долго так. Даже в институте еще летала. Кувыркалась в воздухе, взвивалась ведьмой под облака. А потом как-то в компании черт дернул рассказать. И один негодяй, что за мной ухлестывал, возьми да ляпни: «Смотри, Холина, в следующий раз не задень за линии высоковольтных передач. Разобьешься». Ну, так себе прикол. Больше, чтоб в разговор встрять. А вот – запало. Летать какое-то время продолжала. Но очень осторожненько и – над самой-самой землей, – боялась задеть. А сегодня взлетела. Меж соснами.

Она улыбнулась, удивляясь и воспоминанию, и тому, что опять взлетела, и – что захотелось вдруг сказать об этом вслух.

Поймала заинтересованный, без обычной насмешливости взгляд и – спохватилась:

– А что Васильчиков?

– Нет никого.

Наступила тяжелая пауза, – если бы Васильчиков добрался до поселка, машина пришла бы еще ночью.

– Ништяк! Пробьемся, – вздохнул Денис.

Он потянулся с заботливым видом к ее лбу. Два выжидающих взгляда пересеклись.

На долю секунды Ирина заколебалась. Ей захотелось опять ощутить его прикосновение, но вместо этого кончиками пальчиков она отвела протянутую руку, надменно сморщила носик, как делала всегда, желая ододвинуть мужчину на дистанцию:

– Ну-ну, юноша, не заигрывайтесь. Цела и здоровехонька.

– Тогда питаться будешь за общим столом, – он с деланным безразличием пожал плечами, принимая предложенные правила игры. – А что потом?

– Потом я на заготовки, – он кивнул на топор с длинным топорищем, что обнаружил под лавкой. – А ты тут отдохнешь по хозяйству, раз уж к верхним людям не отошла. Надо подмести, прибрать, – дом все-таки. Никто не знает, сколь нам здесь зимовать. Начнем привыкать к дикой жизни. Силки да капканы научимся ставить. Оденемся в шкуры. Опростимся. Детей, само собой, наплодим. А лет эдак через десяток, глядишь, найдут наше дикое семейство, наедут твои друзья телевизионщики: ба, ужель та самая Ирина! Так что, подъем! Он потянул с нее одеяло.

– Пока не одичали, – отвернись! – потребовала она.

– Да что уж теперь-то?

– Вот теперь и отвернись. И вообще губы не больно раскатывай, – детей ему подавай. Нашел рожальный станок. Что случилось, то случилось. Но в дальнейшем обойдемся без всяких иллюзий насчет семейственности и прочего интима. Хотелось бы, чтоб то, что произошло между нами ночью… – А что собственно случилось ночью? – в тон ей удивился Лобанов. – Ничего собственно стоящего внимания не случилось.

Ирина нахмурилась:

– Короче, насчет секса. Отдохни от этой мысли.

– Секса?! – с глумливой усмешкой подхватил он. – Откуда ему здесь взяться? Секс – это когда удовольствие. А здесь – оперативное лечебное вмешательство по Гиппократу: вошел в больного исключительно для его пользы. После чего вышел. С позитивными последствиями для больного и, надеюсь, без последствий для меня.

Он едва увернулся от запущенной в лицо металлической кружки.

– Какое ж ты все-таки действительно быдло! – Ирина яростно отбросила одеяло и, не считаясь с тем, что Лобанов смотрит на нее, принялась натягивать одежду, поскрипывая зубами от сладковатой боли, – тело ныло так, будто мясо отходило от костей.