Арбитражный десант

– Вот и ладно. Тогда давайте по возвращении, – Гуревич, избавившийся от необходимости принимать срочное решение, облегченно вышел из-за стола. – А за это время мы тут всё как раз и подготовим.

Во дворе послышался гул въехавшего автомобиля.

Насторожившаяся посетительница кивнула торопливо. В дверях задержалась.

– Но имейте в виду, – вновь искусственным голосом произнесла она. – Документы принесу, только получив деньги!

Она вышла. Гуревич проводил ее задумчивым взглядом. Еще поколебался. Разыскал в записной книжке телефон Подлесного, набрал:

– Здравствуйте. Это Гуревич. Передайте вашему хозяину – только что неизвестная женщина предложила мне купить документы по кондитерскому холдингу.

– Задержите под любым предлогом. Выезжаем.

– Уже ушла.

– Фамилия? Адрес?

– Она не назвалась.

– И что, вы ее просто так отпустили? – голос на другом конце сделался уничижающе-недоуменным.

– А вы что хотите? Чтоб глава администрации банка сам скупал пропавшие документы и потом передавал их на сторону? – огрызнулся Гуревич.

– М-да. Но хоть?…

– Через десять дней она мне позвонит. Тогда я сообщу вам, и вы… перехватите.

– Ну-ну, – недоверчиво произнес Подлесный. – Опишите ее.

– Да чучело в женском обличье.

В коридоре зацокали каблучки. – И еще передайте. Примерно через неделю в Москву для подписания договоров с «Возрождением» приезжает некто Рональд Кляйверс, полномочный представитель АБРО -банка. Всё! Бросив безличное «прощаюсь», Гуревич повесил трубку.

В кабинет, в коротенькой венгерской дубленке и пушистой кремовой косынке, присыпанной снегом, влетела ненаглядная сестренка Ириша – с глазами, размашисто нарисованными под бабочку.

– Во как метет! Всего-то от машины до подъезда, и уже… – счастливо произнесла Холина. Сорвала косынку, стряхнула на брата, осыпав его брызгами. – Ничего, полезно, больно бледный. Ты когда в последний раз на улицу без джипа выходил?

Гуревич слабо улыбнулся.

Младшую сестру он не любил – обожал. Меж ними издавна сложились странные отношения: несмотря на то, что Борис был на семь лет старше, Ирина едва ли не с младенческих лет взяла над ним шефство. Резкая, язвительная, раз и навсегда определившая собственного брата как мямлю, нуждающегося в постоянной опеке и покровительстве, она даже в короткий период своего замужества уделяла ему едва ли не больше внимания, чем собственному мужу. (С чем тот и не задержался).

Борис же никогда не был женат именно потому, что боялся домашнего диктата. Единственная женщина, власть которой над собой признавал безоговорочно и охотно, оставалась сестренка. При ней он не стеснялся выглядеть растерянным и даже чуть бравировал своей повышенной чувствительностью. Мог, например, в минуту слабости сладостно заплакать от накативших неурядиц. И ощущал мучительный восторг от того, что Ирина, выслушивая, сочувственно оглаживала его по волосам и нежно повторяла: «Пузырь мой, пузырь! Как же ты вообще кем-то руководишь? Тебе бы соску и – под толстое одеяло».

Но и он, единственный из мужчин, знавал порой Ирину не привычной насмешницей и мужской укротительницей, а потерянной и угнетенной. Только ему позволено было знать, что за привычной маской вамп скрывается мечущаяся, уставшая от одиночества душа, мучительно переживающая очередной разрыв, который сама же чаще всего и провоцировала.

– Но за что? За что мне это? – всхлипывала порой Ирина, уткнувшись брату в колени. – Ведь вроде понравился. Показалось даже, что полюблю. А потом раз и – будто ничего не было. Может, у меня какой-то душевный дефект, а?

Она заглядывала в сострадающие его, наполненные слезами глаза, и ей становилось чуть легче.

Впрочем, бывало это крайне редко. Сегодня забежавшая к брату Ирина была, как обычно, победительно энергична. – Я, собственно, заскочила попрощаться, – объявила она. – Ночной лошадью улетаю в Брюссель, на экономический симпозиум. После ухода из банка и возвращения в «Коммерсант» у Холиной опять все стало тип-топ.

– А ты, вижу, совсем поплохел, – она пригляделась. – Сало, подвешенное на мощи. Что происходит, Борик?

– Дела навалились, – увильнул от ответа Гуревич.

– Да вот дел-то твоих как раз не видно. Наоборот, дела всё больше другие делают. А ты как-то в стороне. Спрятался сюда, как сыч. Не от меня ли, часом?

Она засмеялась, пытаясь скрыть усилившуюся тревогу, – за то время, что они не виделись, брат исхудал и спал с лица.

– Да всё как-то недосуг, – неловко оправдался он и, желая увильнуть от неприятного разговора, припомнил:

– Скажи лучше, как там твоя последняя влюбленность?

– А, ты об этом отморозке? Исчез, слава Богу. Сгинул.

– Еще бы не сгинуть, когда тебя в розыск объявляют. Хотя почему собственно последняя? Сколько времени прошло? Месяца три? Больше? Тогда у парня шансов не осталось. Для тебя и неделя – эпоха. Наверняка безвозвратно забыла и вычеркнула из памяти.