Арчибальд

«Если это правда ошибка, то всё будет плохо. А если нет, станешь известным на весь город. Главное — сделай это, пока Императрица ничего не знает».

Немели стояла, стиснув кулаки. Длинные лиловые пряди скрывали лицо девочки. В оголённых плечах ощущалась дрожь, слышалось тяжёлое, сдавленное дыхание.

Потерянный смотрел на свою подругу, и невольно поёжился, вспоминая тепло её объятий и вкус её сладких губ, мелодичный голос и добрый, счастливый взгляд. Её звонкий смех и то, с какой искренностью, с каким счастьем она встречала его с испытаний, как звала с собой гулять, как водила по разным мекам Карпы, показывая ему всё и вся. Как радовалась, когда он предложил украсить парадную залу. Много чего он вспоминал, и смотрел на неё поникшую, дрожащую, не находящую нужных слов и сил остановить его. И понимал, что должен, должен уйти, чтобы любимой же не было хуже.

— Я вернусь, — твёрдо сказал Арчибальд, взяв её за руку.

Та отбила его ладонь, обхватила руками плечи, осела на постель.

— Нет, — прошептала девочка. — Не верю. Не сможешь. Если ты уходишь, тебе есть, куда возвращаться. А мне — нет, понимаешь? — тихо добавила она. Не в слезах, без крика. Это было сказано тихим, почти безразличным шёпотом. — Мне некуда идти, и я здесь. Я надеялась, что ты будешь счастлив со мной. Что тебе будет хорошо с нами. Что ты найдёшь своё счастье тут так же, как и все. Что ты не захочешь уйти.

— А почему я должен не хотеть?

— Вот видишь? — усмехнулась она, всё так же не глядя. — Ты даже не допускаешь мысли, что не можешь уйти. И я не могу тебя остановить. Это твой выбор, на который никто не имеет права влиять. Такие правила.

Ребёнок лишь сделал глубокий вдох, потянулся к подруге, и та снова отстранилась, резко мотнула головой.

— Думай так, как будто меня нет. Сейчас меня нет.

Мальчик вздохнул и покачал головой, намереваясь покинуть комнату.

— Почему хотя бы сейчас?

Замер, опустив ладонь на ручку двери.

— Или сейчас, или испугаюсь. Это нужно сделать. Просто уйти — и вернуться. Я верю, что вернусь.

Тихий смешок, больше напоминающий сдавленный всхлип.

Арчи не слышал её и спускался по лестнице. Он понимал причину грусти своей подруги, но верил, что поступает правильно. Что уйдёт ненадолго, и вернётся героем, каких не бывало. Ему казалось, что Немели зря грустит, и скоро сама успокоится, и всё будет хорошо. Остановившись в холле, бросив взгляд на большую ледяную лестницу за спиной, он щёлкнул пальцами, и ночь сменилась днём, а он сам оказался у главных ворот Карпы.

Невозможно-белый свет слепил глаза, манил теплом. Слышалась тихая музыка, сотканная из капель дождя, журчания реки и шелеста травы за ними.

— Я вернусь, — твёрдо сказал себе мальчик, ступая в сияющую пустоту.

СТИХ ЧЕТВЁРТЫЙ. «СТАРЫЙ-НОВЫЙ МИР, МИЛЫЙ ДРУГ, ГОСТИНЫ И ОТКРОВЕНИЯ»

Когда бежишь тёмным переулком, самое главное — смотреть под ноги. Арчи было не до этого. Оступившись, он упал, вовремя вытянув руки перед собой. За спиной слышались крики, голоса парней, и шум шагов становился всё отчётливее.

Подорвавшись, мальчик обернулся, готовясь встретить своих обидчиков лицом к лицу.

Но опасность миновала. Четверо теней скользнуло вдоль стен подворотни, и совсем скоро обидчики скрылись за углом, даже не обратив внимания на переулок.

«А там и просто отстанут, надоест им», — довольно выдохнул мальчик.

Опираясь о стену, он потянулся, расправляя затёкшие плечи. По привычке вскинул руку и зажмурился — и лишь гул проезжающей мимо машины стал ответом его потугам.

Да, он дома, теперь абсолютно.

Мокрый асфальт и серые тучи, тяжёлый воздух после дождя. Тихий гудок, приятная музыка, зелёный человечек в галстуке на светофоре — дом, старый, почти успевший забыться дом.

Тохра говорила, что никто детей в Карпе не держит, и всякий волен уйти в любой момент, но чтоб вот так — Арчи поджал губы, покачал головой.

Длинные тени деревьев через дорогу, высокие стены многоэтажек по обе стороны, шумные быстрые машины на трассе, грязные лужи — и многообразие звуков: от пронзительных гудков и рёва моторов до случайных голосов пешеходов и сбивчивого радиовещания из открытого окна над головой.

И запах. Назойливый, мерзкий — и так хорошо знакомый запах рвоты, пропитавший всю его одежду. Вот оно, его-родное: мир встречает тем, что лучше всего запомнил — и по чему даже не пытался скучать.

Да, на контрасте — в сравнении с Карпой, здесь ему и правда нечего терять. Сделать всё быстро и по делу: встретиться с Карлом, рассказать ему пережитое, забрать с собой.

Кстати, а получится ли? Вот прямо сейчас, самому.