Арчибальд

— Так, — кивнул юноша, — понимаю. А что мешало какому-либо другому ребёнку сделать то же самое?

На это Трисмегист пожал плечами.

— Остальные, ну, в последний год, после тебя, пытались поднять мертвецов…

— И не могли это сделать, потому что по факту мертвецов в могилах не было — некого поднимать, так?

— Как-то так, — согласился парень.

— Ну, а я просто хотел, чтоб всё, что связано с могилой, у которой я стоял, стало моим, принадлежало мне и слушалось меня. Чтоб оно было только со мной. Не просто мертвеца, а послушную, услужливую мне куклу. Представлял эту девочку. Как она меня обнимает. И как любит меня, готова пойти со мной, хоть на край света — и как благодарна мне за то, что я вообще обратил на неё внимание — и она стала моей. Суть не в том, чтобы просто поднять мёртвое, суть — в желании обладать им. Ты не властен ни над чем, пока эта вещь или человек, пусть даже покойный, не принадлежит тебе. А я хочу власти, — улыбнулся Арчибальд, сделав ещё один медленный глоток.

Только сейчас он заметил, как Трис побледнел. Нет, он внимательно слушал своего друга. Слишком внимательно. Пристально смотрел на него, не отводя взгляд.

— Что? — только и спросил юноша, улыбнувшись. — Если это сработало, имеет ли значения причина?

— Наверное, нет, — Трис нервно усмехнулся.

— Слушай, да что с тобой? Ты вообще сам не свой. Расскажи, что случилось. Всё утро ходишь, как на иголках.

— Слишком много впечатлений, — пожал плечами парень. — С девушкой расстался, вернее, она решила расстаться со мной. А вчера Амади ушёл, ты его помнить должен. И ты вернулся, и вместо иллюзий настоящие могилы вскрываешь. Словом, мне нужно немного времени прийти в себя, подумать.

— Да что тут думать, — гнул своё Арчибальд, — наберём людей: нам нужен ещё художник, который сделает нам декорации, и ребёнок, который умеет обращаться со светом. У меня мама в театре играла, помню, как это делается всё. Ты разучишь партии, которые я тебе дал — сам ведь признался, что они прекрасные, я — дам твою скрипку мертвецам, чтоб они играли. Продумаем сценарий для спектакля, можем даже наш тот старый использовать, который год назад писали — он у меня в спальне так и лежать должен — и готово! Расстался с девушкой — отлично, подумай о том, как ты зол на неё. Я могу даже найти в могилах кого-то, кто на неё похож, ей особо жестокую долю сделаем, ну?

Трисмегист мялся. Покусывая губы, он медленно пил «Колу», всё ещё пристально изучая своего друга.

Арчибальд поднялся из-за стола, подошёл к креслу, в котором сидел Мастер звуков. Мягко опустил ладонь на его плечо, от чего тот вздрогнул.

— Представь, — выдохнул юноша. — Её образ будет с тобой, плевать на то, где она сама. Ты сможешь делать с ней всё, что захочешь. Хоть на спектакле, хоть после, хоть до. Снова обнимать её, держать в руках. Целовать. И она не станет перечить тебе, будет такой же красивой, только — ещё лучше, потому что твоя. И ещё, — видя сомнения друга, добавил он, — только вообрази. Ты — первый скрипач Карпы. Рядом с самой Дивой Дамаской. При дворе Императрицы Мамёт, в Песочном Замке. Да-да, именно ты, а не какой-нибудь… Арн.

Эти слова возымели эффект.

Трисмегист задумался. О славе Арна наслышаны все. Много в городе мёртвых детей есть мастеров музыки, но Маэстро — только один. Прекрасный и обаятельный, с ослепительной улыбкой, окутанный ореолом славы и почёта Маэстро Веном, Арн фон Нихьт — вот то божество, за которым тянулись все. Уже просто стать рядом с ним в паре — непостижимо, а чтоб превзойти его — Трисмегист махнул рукой: не стоит даже надеяться.

— Подумай, — настаивал Арчибальд, положив руку на плечо товарища. — Ну, что в нём такого? Этот выродок из простонародья, не то, что ты — аристократ, дворянин, знатных кровей — и где ты? В Клоаке! Играешь для униженных и оскорблённых, никем неузнанный, и шляешься по девкам, которых можно заменить любым подходящим трупом, а он что? Цыганьё без роду, без племени — и ему вся слава? Где твоя гордость, мастер Трисмегист, где твоя злость, где твоя…

— Заткнись!

Юноша в красном вскочил с кресла, оттолкнув хозяина поместья от себя. Тяжело дыша, он вперился в своего товарища глазами, полными гнева.

— Ещё раз что-то скажешь про…

— Значит, ты в деле? — улыбнулся Арчибальд, протянув руку.

Трисмегист вздохнул, закрыв лицо руками. После — кивнул, поравнявшись с товарищем, мягко обвил его ладони своими. Коснувшись щеки парня, он заглянул в его печальные карие глаза, улыбнулся и покачал головой.

— Ты сволочь. Но мне это нравится, — всё-таки улыбнулся он.

***

Спустя время дети стояли на улице, окружённые светлым днём и целыми рядами самых разных картин. Живопись и графика, импрессионизм и авангард — самые разные стили, самые разные изображения смотрели на зрителей отовсюду: где искать художника, как не в меке искусств.

Идя вдоль аллеи, заставленной с двух сторон высоким железным забором, на чьих прутьях и висели картины, друзья шли, рассматривая разные варианты.

Внимание Арчибальда привлёк ночной морской пейзаж.