Ардаф

Теос и Сах-Лума стояли в специальной ложе, отведённой для короля; вскоре явился и он сам, как всегда разряженный в пух и прах, и уселся в мягкое кресло прямо напротив серебряной завесы храма – священного Покрова, скрывавшего алтарь. Сах-Лума занял место справа от него, а Теос – за спиной. Теперь каждый дюйм храмового пространства был занят людьми, и Теос подумал, что здесь собралось, должно быть, около пяти тысяч человек. Стройный хор продолжал возносить хвалебные гимны Нагае, и все взоры устремились на серебристую завесу, которая медленно-медленно отодвинулась в сторону, и во всём своём блеске и красоте явилась взорам толпы прекрасная Верховная Жрица Лизия, распустившись, словно белая лилия. Она предстала вся в белом, руки её оплетали длинные браслеты в виде змей, и на груди её сверкал драгоценными камнями символ в форме глаза. Лизия продолжила торжественную службу, во время которой гимны и песнопения дополняли гулкие удары колокола, придавая всей церемонии ещё больше пышности и торжественности; яркие разряженные дети выходили с цветами на сцену и исполняли замысловатые танцы. Король и Сах-Лума сидели рядом очень спокойно, наблюдая службу, однако Теос отметил, как оба они буквально пожирали глазами фигуру Верховной Жрицы, так что на ум ему снова пришло пророчество Хосрулы о запретной связи между королём и Лизией, сулившей столько бед Аль-Кирису. Наконец Лизия воздела руки и трижды провозгласила чистым мелодичным голосом:

– Явись, о великий Нагая!

И тогда золотая решётка позади алтаря медленно опустилась и огромная змея, похожая на питона, около десяти футов в длину заскользила через открывшийся проход и медленно свилась в толстое кольцо, подняв голову прямо перед Лизией. Цвет её чешуи был кремово-белым, бесчисленные кольца и яркие серебряные пятнышки также отмечали её кожу по всей длине. Женщину и змею окружила кольцом целая группа жрецов в белых одеждах, и они начали петь и поклоняться им. Сам король тогда пал ниц перед Лизией и целовал пыль у её ног, и Сах-Лума преклонил колени и улыбался насмешливо, изображая набожное поклонение; и тогда вся толпа также пала на колени и стала прославлять своё кошмарное божество!

Глаза Верховной Жрицы и Змеи встретились в пристальном долгом взгляде друг на друга, и тогда змея распахнула пасть, издав долгое шипение. Жрец Зел подошёл к ней и, разведя в стороны руки, воззвал:

– Приведите жертву!

Четыре жреца медленно ввели в храм маленькую худенькую фигурку, завёрнутую в белые одежды и украшенную лилиями. Её бледное, невинное лицо в обрамлении золотистых локонов воссияло ореолом перед ужаснувшимся Теосом. При взгляде на неё Сах-Лума мгновенно подскочил на месте и в волнении вскричал на весь храм:

– Нифрата! Нет, эта девушка моя! Клянусь, она не умрёт сегодня!

Наступила торжественная тишина. На лицах собравшихся был написан гнев и явное возмущение. Священная служба была прервана! Жрецы молча излучали негодование, а Лизия стояла неподвижно на месте, опустив взгляд, лишь губы её раздвинулись в ледяной улыбке.

– Спокойно, Сах-Лума! – громко проговорил король. – Как смеет твой болтливый язык прерывать ход священного ритуала? Если девушка оказалась здесь, значит, она вызвалась в добровольцы сама, и все твои жалобы и притязания не имеют смысла!

В ответ Сах-Лума бросился в ноги королю, умоляя сохранить жизнь его Нифрате. Его прекрасный голос, исполненный сострадания, выражал такое неудержимое отчаяние, что даже грубое сердце короля дрогнуло, и хмурое выражение лица рассеялось. Зефораним протянул было руку, желая как бы утешить своего друга, когда у них спиной хитрый жрец Зел, пошептавшись о чём-то с Лизией, выступил вперёд со следующими словами:

– Выслушай меня, о благородный король! Несправедливость не может совершиться в священном Храме Нагая, ибо девушки для жертвы всегда сами добровольно вызываются на эту роль! Так было и в этот раз с Нифратой! Но дабы рассеять все сомнения, давайте спросим её саму, пусть девушка ответит, чего она поистине желает больше всего на свете!

Тогда Сах-Лума обернулся к своей рабыне и нежным голосом начал просить прощения и увещевать её, склоняя к тому, чтобы она вернулась домой.

– Нифрата, это я, Сах-Лума! Тот, кого ты так любишь! – говорил он, попытавшись обнять её с нежностью.

Она смотрела на него, пока он говорил, со странным выражением смешанного недоверия и замешательства на лице. Затем вдруг с неожиданной силой она оттолкнула его руки и выпрямилась, громко ответив:

– Прочь! Ты не тот, кого я любила! Ты демон, который говорит красивые слова, чтобы искусить и погубить мою душу! Я предназначена в жертву Нагая, и я умру во имя любви!

Шёпот облегчения пробежал среди внимавшей толпы: жертва сама желала своей смерти! Жертвоприношение состоится! Теос с грустью подошёл к своему другу и стал утешать его горе, ибо Сах-Лума поистине сильно переживал предательство Нифраты. Верховная Жрица довольно улыбнулась, и церемония продолжилась.