Арденнская операция. Последняя авантюра Гитлера

Что до разведки, то офицеры 275-й пехотной дивизии имели большое преимущество, ибо могли полагаться на местных лесников. И они заметили, что американцы стараются проводить разведку лишь тогда, когда готовятся атаковать определенный сектор, обнаруживая этим свои планы. Немецкие офицеры и сержанты умело использовали ошибки противника. Младшие американские командиры часто испытывали искушение отступить ночью с захваченной территории, но оставленную позицию тут же занимали немцы, и на следующий день их было невозможно выбить. Да и солдаты собирались вместе не только для атаки. Всякий раз, когда приводили пленного, «вокруг него собиралась дюжина, а то и два десятка солдат, и это вело к большим жертвам» {205}.

Немцы свои танки маскировали, держали закопанными и использовали в основном как психологическое оружие. «При свете дня, – сообщал американский офицер, – они относительно тихие, но на рассвете и в сумерках, а бывает, и ночью оживают, все время кружат вокруг и палят. Хватает, чтобы держать наши войска в безумном напряжении» {206}. Американские офицеры, пытаясь успокоить солдат, решили держать на передовой «истребителей танков». Когда танки поддержки уезжали пополнить боезапас и топливо, пехотинцев охватывала паника и они отступали, поэтому, по возможности, на место ушедшей техники полагалось немедля вводить другую, из резервного взвода танков. И это было нелегко: бронированные машины в темном лесу были очень уязвимы. Каждый взвод легких танков нуждался в отряде пехоты и инженерном отряде по разминированию. Танкисты, казалось, были еще больше напуганы, чем пехота в лесу. «Однажды мы просидели в танках четыре дня, – рассказывал один солдат. – Тяжелая артиллерия, 88-миллиметровки; минометы; вой этот истерический [от немецкой реактивной системы залпового огня Nebelwerfer], и все грохочет кругом. Выходишь из танка отлить, и все, ты покойник. Мы мочились прямо в чертовы каски, потом выплескивали из орудийной башни» {207}.

Пока 22-й пехотный полк полковника Ланхема карабкался в гору по лесистому холму к деревне Кляйнхау, выяснилось, что немцы спилили с деревьев впереди все нижние ветки, чтобы обеспечить лучший сектор обстрела для своих пулеметов MG42. Внезапная атака обратила первые заставы в бегство, но потом американцы остановились: перед ними была «полоса колючей проволоки длиной в двадцать пять ярдов, усеянная минами-ловушками» {208}. Пока они осматривали преграду, их накрыл внезапный залп минометного огня, и то было лишь начало их Голгофы. В полку Ланхема были убиты все три командира батальона. В одном из самых ужасных инцидентов трое немецких солдат отобрали у тяжелораненого американца все снаряжение и заложили под него заряд взрывчатки, который взорвался бы, если бы его решили сдвинуть. Бойца не могли найти семьдесят часов, но ему хватило сил предупредить спасателей.

4-я пехотная дивизия постепенно адаптировалась к лесным боям. Каждую роту разделили на две штурмовые группы и две группы поддержки. Штурмовые группы несли только личное оружие и гранаты. Группы поддержки шли позади, в пределах видимости, у них были минометы и пулеметы. Разведчики и штурмовая группа должны были держать «направление по компасу»: в лесу было легко потерять ориентацию. По мере продвижения бойцы из группы поддержки разматывали сигнальный провод для связи, а также, как Гензель и Гретель, направляли связных, подносчиков патронов и санитаров-носильщиков.

Американские дивизии в лесу вскоре обнаружили, что тропинки, просеки и трелевочные волоки нужно воспринимать не как границы, а использовать в качестве центральных линий. Продвигаться нужно было по обе стороны от дорог, а по ним самим – никогда: они были заминированы и немцы наводили на них орудия, составляя схемы артогня, и прицельно били из минометов по каждой тропе. Часть 1-й пехотной дивизии узнала об этом, заплатив слишком дорого; и теперь, чтобы спасти жизни людей, дивизия шла в наступление через лес и устраивала командные пункты подальше от тропинок, пусть это и отнимало массу времени.

В середине ноября сильно похолодало, а многие измученные бойцы уже давно выбросили свои тяжелые, пропитанные влагой и грязью шерстяные шинели. «Весь лес укрыл густой снег, по локоть, а то и больше, – писал Кауч из 1-й пехотной дивизии. – Однажды мы проходили передовой участок, где раньше атаковала другая рота. Я увидел шестерых солдат: они стояли в ряд, наклонившись вперед и уткнув винтовки глубоко в снег, – казалось, будто в атаке. Но потом я заметил, что они вообще не шевелятся, и сказал товарищу: “Смотри, закоченели все. Похоже, их подстрелили”. Ради предосторожности я набил в левый нагрудный карман немецких монет: решил, может, остановят пулю или осколок, летящий в сердце. Но я знал, что это глупо» {209}.