Арена

Новичка прощупали и учителя, и одноклассники: что любит, в чём силён, чего хочет; оказалось, ни в чём не силён особенно, учится ровно, на четвёрки; отвечает без интереса, не горит, не сражается, как некоторые — на литературе или на физике; ответит по учебнику, не ошибётся, но и не прибавит; и ничего особенно не хочет — лишь бы оставили в покое: он всё время что-то писал или рисовал, склонившись над партой, закрывшись локтем. И его оставили в покое; «ну и подумаешь, он даже не особенно симпатичный», — решили девчонки на перемене в девчачьем туалете; Магдалена тоже присутствовала на совете, послушала, не сказала ничего за и против. Оглянулась на него на самостоятельной по истории — ох, как же он хорош; и тут Хьюго поднял глаза, посмотрел на нее, они увидели друг друга — до самой-самой глубины зрачков, словно вдруг не стало никого кругом, а они очутились на вершине башни, ветер, и держатся за руки; они поняли, что нравятся друг другу, и припали к листочкам с вариантами, красные, багровые просто, а никто ничего и не заметил, и слава богу. «Мам, у неё зелёные глаза, чудесные, светлые, как самая первая листва, почти салатовые» «а волосы, а имя?» «тёмные, тёмно-русые, коричневые; да, она похожа на тонкое молодое лиственное деревце, на Алису Кира Булычёва; а зовут её Магдалена Кинселла» «Кинселла? это владельцы ресторана, в котором мы еду заказывали, и кондитерской, ещё есть кафе для подростков, где подают шикарное разноцветное разновкусное мороженое и шоколад горячий», — мама уже обошла город-городок, познакомилась с местными. Поэтому от неё так здорово пахнет — подумал Хьюго; это не колдовство, просто её родители кондитеры. Наверное, она каждое утро пьёт на завтрак настоящий горячий шоколад, не какао какое-нибудь растворимое из коробки жёлтой; и оттого губы у неё, наверное, сладкие-сладкие; и испугался: вдруг за мыслями кто-нибудь подглядывает, покрылся испариной; «жарко?» — спросила мама; они сидели у камина — папа перед отъездом купил у лесника дров, научил Хьюго пользоваться; камин был современный, со специальной стеклянной дверцей, с режимами — сильнее, слабее, просто как микроволновка. Они сидели в креслах-качалках, которые папа с мамой сразу приобрели в первый год совместной жизни, — из светлого дерева, с зелёными подушками под голову и пледами на ноги; мама пила чай, читала партитуры новой оперы — она не пела на сцене после родов, но всегда следила за развитием событий; а Хьюго рисовал — и в такт его штрихам покачивалось кресло; резкие, грубые, самые основные штрихи — вот нос, вот губы, изогнутые в сардонической ухмылке, руки, из которых торчат лезвия или идёт огонь, — скрип-скрип — раскачивалось тихонечко кресло…