Аргентина

Бугор с Хуаном вышли из машины на перекрестке кварталов, отправив Жорика на стоянку к супермаркету, где напротив магазина находился полицейский участок. На подходе к дому Чистовых, выделявшемуся в темноте лишь светлым пятном левой стены, освещенной лунным светом, Бугор достал телефон:

– Слышь, братан! Мы тут на подходе. В доме-то нет никого! Ни одно окно не горит! Ты когда нас забирал, ты что сказал? Что баба дома! Одна! Где она, Жора?

– Слышь, Бугор! Дома она! Падлой буду! Давай, я щас подъеду!  – слышалось в ответ.

– Ты че, машину хочешь засветить? Жди, где сказал!  – раздраженно, с угрозой в голосе перебил подельника Бугор. – Копов смотри!  – уже мягче продолжил он.  – Если они поедут на патрулирование в нашу сторону, позвони, чтоб мы на них не напоролись!

Отключив телефон, Бугор шагнул с тротуара на асфальт и, переходя дорогу в направлении дома, пробормотал себе под нос: «Спит она, похоже! Дом придется обшмонать! Деньги она точно сняла и из дома не выходила!»

Они шли к дому не торопясь, с остановками, оглядываясь в начало улицы, осматривая окна и дворы соседних домов, как волки, оценивая степень опасности или легкости предстоящей охоты, высматривая в темноте добычу. Хуан, шаркая подошвами каблуков, шел на полкорпуса сзади, курил зажатую в зубах сигару, делая глубокие затяжки на коротких остановках.

Они подошли к дому. Крыша заслонила луну, тенью накрыв весь двор и прилегающий участок дороги. В темноте огонек сигары Хуана, вспыхивая время от времени, высвечивал в темноте скуластое лицо потомка ацтеков, с узкими раскосыми глазами, широким приплющенным носом. Черные, как смоль, волосы, собранные в хвост, сливались с темнотой ночи.

Добросовестные дворняги, подобранные когда-то детьми Чистовых, отчаянно бросились на непрошенных ночных гостей, кидаясь на сетчатый забор со злобным устрашающим лаем и рычанием.

Две пули в упор, выпущенные Хуаном из «беретты» с глушителем в собачьи головы, установили прежнюю ночную тишину во дворе дома. На встревоженной улице еще некоторое время слышны были отголоски собачьего лая из соседних домов, но вскоре и они затихли.

Сняв калитку с петель, Бугор с Хуаном вошли во двор. Бугор жестом показал Хуану обойти дом с левой стороны, показывая одновременно, что сам обойдет справа.

Осмотрев дом по периметру, вскоре они вернулись к крыльцу.

– Пошли!  – Бугор жестом показал направление движения наверх, в дом.

Людмила не услышала ни яростного, но вдруг захлебнувшегося лая собак, ни звуков тяжелых шагов по ступенькам крыльца, ни скрипа медленно открывающейся входной двери. Слабый луч света от встроенного в сотовый телефон фонарика осветил ее со спины, сидящую в кресле в пол-оборота лицом к окну.

Она проснулась от внезапно навалившейся на нее темной силы, развернувшей и прижавшей ее голову к креслу. Первое, что она почувствовала, окончательно проснувшись, запах табака, исходивший от потной руки, зажимавшей ей рот. Открыв глаза, она увидела в слабом мерцающем голубом свете склонившееся к ней искаженное злобой лицо, с узкими глазницами и темным провалом на месте глаз. Ужас сковал все ее тело. Из груди вырвался крик, прозвучавший мучительным стоном. Хуан всей силой вдавливал ее голову в кресло. Пытаясь перехватить ее руку, вцепившуюся ногтями в его лицо, Хуан на долю секунды ослабил хватку. Мотнув головой в сторону, Людмила получила возможность короткого спасительного вдоха, вырвавшегося следом из ее легких криком ужаса и отчаяния. В следующее мгновение ее открытый рот сомкнулся на руке нападавшего, зубы вошли в мякоть ладони до кости.

– Сука-а!  – дико заорал Хуан и со всей силы кулаком ударил Людмилу в лицо, выдернув левую прокушенную кисть из зубов обмякшей жертвы.

Она очнулась в кресле. Было трудно дышать. Рот был заткнут какой-то тряпкой, от которой тошнило и которую она никак не могла выплюнуть. Руки были больно стянуты обрывками телефонного провода. Было по-прежнему темно. Из комнат доносились звуки закрывающихся створок оконных рам, перестук колец задергивающихся штор.

Кто-то вошел в прихожую и включил свет. Этот кто-то стоял слева от кресла, но она его не могла рассмотреть. Левый глаз заплыл и открывался только маленькой щелочкой, сквозь которую она видела дверь в прихожей и расплывающиеся контуры телефона.

Рядом раздался режущий слух звук русской речи: «Хуан! Мать твою!» И следующая фраза: «Иди сюда!», произнесенная уже на испанском, заставила ее невольно ухмыльнуться. «Соотечественники! Вот оно что! И аргентинец, скорее всего, нанят ими за деньги!»  – подумала она.

Людмила сидела с закрытыми глазами, стараясь не шевелиться. Теперь она была почти уверена, что с дочкой произошло что-то непоправимое. Иначе почему они не назначили встречу, а вот так по-разбойничьи ворвались в дом? Им нужны деньги! А вернуть Веру они не могут! «Это конец!»  – обреченно подвела она итог собственным размышлениям. «Этот русский, что он делает здесь, в Аргентине? Наверняка сбежал на край земли, спасаясь от темного прошлого! Такой не пощадит ни дочку, ни меня!»