Аргентина. Нестор

А потом она почему-то заинтересовалась комнатой. Свет включать не стала, просто села на кровати и принялась спокойно, словно выполняя учебное задание, складывать острые камешки в мозаику. Чья это комната? Кто хозяин? Конечно, женщина, балерина или танцовщица. Балетный станок у стены, плакаты какого-то кабаре от двери до самого окна и тонкий, еле заметный запах дорогих духов. Не Герда, кто-то явно постарше. Если верить досье, Крабат (Йоррит Марк Альдервейрельд, Марек Шадов, 28 лет, немецкоязычный, однако не немец) был женат, но давно в разводе. След чужой жизни… Может, кто-то в погонах или в штатском сейчас точно так же разглядывает ее комнату, перебирает книжки, читает записи в тетрадях.

Соль вдруг поняла, что ни о чем не жалеет. Прежняя жизнь – сброшенный кокон. Она взлетела.

Внезапно почудилось, что она слышит танго. А может, и нет, ночной Монмартр жил своей беспокойной жизнью, и где-то в кафе или кабаре (может, именно в том, где танцевала бывшая хозяйка комнаты) оркестр играл что-то очень знакомое.

Скачет всадник,
   к горам далеким,
Плащ взлетает
   ночною тенью,
Синьорита
   глядит с балкона,
Черный веер
   в руках порхает,

Соль улыбнулась, накинула одеяло и уснула.

Ты скажи мне,
   о синьорита,
Что за слезы
   твой взор туманят,
Что за страсти
   тебя забрали в плен?
Ах, где найти покой?!

5

Маленький Саша драться не любил, да и не часто случалось. Однако в интернате пришлось, всерьез и постоянно. Получив первые синяки, он понял, что дела плохи, даже очень. Не растерявшись, записался в секцию бокса и начал ставить удары. Преуспел не слишком, II разряд, юношеский, однако от него отстали. А через пару лет новый преподаватель физической культуры, суровый дядька с военной выправкой, организовал кружок по изучению самозащиты без оружия, если коротко – самбо.

Попав в Москву и освоившись в общежитии ИФЛИ, что на улице Усачева, Александр съездил на стадион «Динамо», где нашел еще одного сурового дядьку с военной выправкой и передал ему письмо от тренера.

…Захват за шею сзади – прием «детский», ответный прием тоже несложен. Руку нападающего перехватить – левой за запястье или локоть, правой – немного выше локтя, поворот туловища влево, потом опуститься на правое колено… Рассказывать долго, делать – быстро. Сержанта наверняка чему-то такому учили, но всякие приемы хороши, только если человек соображает. Но если вместо мыслей – колокольный звон?

Поэтому сначала бокс, и только потом самбо. Кросс, удар дальней рукой, у Александра получался не всегда, все-таки слишком сложен. Не оглушит, с ног не свалит… Но мысли выбьет, пусть и не на полную секунду.

Сержант тянется к кобуре…

Кросс! В голову, в висок!

Локоть на горло. Надавить! Еще, еще!..

– Придуши!

Фридрих уже рядом, кобуру сержантскую расстегивает. Левая рука в крови, на пиджаке тоже кровь.

Белов вздрогнул. Придушить? В смысле – насмерть?!

– Я… Я не смогу!

– Сопляк!

Левая рука немца врезается сержанту в живот. Тот дергается и обвисает.

– Бросай его! Переодевайся, ремень надеть не забудь. И патроны, патроны!

Белов, облегченно вздохнув (насмерть?) и сняв локоть с горла, оттолкнул от себя бессильно обвисшее тело. Где тут солдатик с карабином? Оружие заметил сразу, в шаге от ступеней, а вот поляк…

Сначала он увидел кровь, небольшую очень темную лужицу. Затем руку в крови, потом шинель, потом…

Добычей немца стала пустая консервная банка из-под солдатской тушенки. Крышку с зазубринами он отломил и принялся методично точить жесть о цементный пол. Звук негромкий, но отвратительный, прямо по мозгу скребет…

Поперек горла – широкий темный надрез. Глаза открыты, в потолок смотрят. И рот открыт, словно поляк все еще пытается крикнуть. А сзади – странный звук, похожий на бульканье. Там справились и без него, сопляка.

– Да поторопись ты, Белов!

Он все-таки справился. Перевернув тело, расстегнул шинель, стараясь не испачкаться в крови. Стащил, положил подальше, рядом с нею – ремень. Надевая фуражку, вспомнил название – «rogatywka». У тех, что на аэродроме, похожие, но все-таки другие.

Пытаясь не смотреть на труп, принялся одеваться. Шинель пришлась впору, вот только пахла мерзко. Ладони тут же испачкались в крови.

Ремень… Затянуть…

– Я твою шинель возьму, не возражаешь?

Александр выдохнул, сглотнул.

– Надевай!

Для чего, решил не спрашивать, лишь подивился маскараду. Он – в польском, немец – в русском.

– Пошли, пошли! Чего стоишь?

Уже возле ступеней замполитрука сообразил, зачем Фридриху его шинель. Надевать он ее не стал, просто на плечи накинул. Левая рука с пистолетом – под полой.

– Все помнишь? Я впереди, ты сзади. Карабин наизготовку, если кто попадется, стреляй сразу. С предохранителя снять не забудь, студент!

Первым взбежал по ступеням, выглянул.

– Чисто! Двинули!..

* * *