Аргентина: роман-эпопея: Кн. 3. Кейдж

— ...Только милосердие заставляет меня удержаться от кровавого классового насилия. Иногда начинаешь жалеть, что человеческие жертвоприношения отменены!..

Мэр дернул крепким подбородком.

— И не сомневался. Вы, кюре, — людоед! И вожак людоедов.

— Я-а-а?!

Кейдж и Мюффа переглянулись. Сержант указал пальцем на мэра, потом на себя...

— Да я тебя сейчас!!!

Успели! Схватили за плечи, Жан-Пьер — власть светскую, репортер — духовную.

— Saperlipopette! — рявкнул жандарм жандармским голосом. — Всех арестую, кровь Христова в Пресвятую Пасху через Рождество!

Бах! Молитвенник бессильно ткнулся кожаной обложкой в пол.

* * *

«...Мятеж и смута в Испанской республике выявили внутреннюю несостоятельность испанского государства. В течение последних трех месяцев оно распалось и фактически перестало существовать. Тем самым прекратили свое действие договоры, заключенные между Французской республикой и Испанией. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Испания превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для Франции и французского народа...»

Крис положил газету на стол. Ясно...

— Читайте, читайте, сын мой! — вздохнул священник. — Сегодня, увы, знаменательный день. Золотыми буквочками — в Историю. Гвоздиками! Не так ли, tovarishh мэр?

Барбарен дернул густыми бровями.

— Коммунисты, между прочим, вышли из правительства и осудили. Это на второй полосе, вверху.

Лошадиные тридцать два оскалились.

— «Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки пред народом, и сказал: невиновен я...»[76] Читайте, Кретьен!..

«...Правительство Французской республики не может безразлично относиться к тому, что население Каталонии, Наварры и Басконии, единокровное своим братьям, проживающим во Франции, брошено на произвол судьбы и осталось без защиты. Ввиду такой обстановки Правительство Французской республики отдало распоряжение Главному командованию дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество...»

— Началось еще вчера, — негромко проговорил Мюффа. — В приграничных департаментах введен особый порядок управления...

Не договорил, словно предлагая самому догадаться. Репортер пожал плечами.

— Oh, yeah! Меня, кажется, арестовали?

Власти переглянулись, но промолчали. Крис полез во внутренний карман пиджака, нащупал книжечку с орлом и надписью «United States of America».

— Не надо, Кретьен, — понял его кюре. — Вы совершите побег — прямо из моего дома. Через окно.

— Мотоцикл ваш я подгоню, — прибавил Барбарен. — Бензин еще остался? Ничего, заправлю.

Репортер поглядел на Мюффа, но того именно в этот момент очень заинтересовали цветы на подоконнике.

* * *

— А чего вы хотите, Кристофер? — удивился Мюффа-младший, наливая компот в большие глиняные чашки, украшенные многоцветной поливой. — Эндогамия, кросс-кузенные браки... Прошу!

За окном уже вечерело, компот же, прямо из кухни матушки Мюффа, оказался необыкновенно вкусен.

Поль-Константин водрузил тяжелый кувшин, тоже поливной, темного блеска, на стол и только после этого соизволил пояснить.

— Близкородственные. Я архивы пересмотрел, и которые в мэрии, и при соборе. Приезжих в Авалане трое на сотню: наша семья, отец Юрбен, доктор, аптекарь, гражданин Барбарен с супругой, отец покойной мадам Натали. А прочие — потомки переселенцев времен «короля-солнца». Их там было полсотни семей. Все они теперь двоюродные-троюродные, а такие браки даже церковь не приветствует.

Присев в старое рассохшееся кресло, достал пачку «Gauloises caporal», на дверь оглянулся.

— Я закурю. Брату не расскажете? Он меня сразу, хуком справа.

Крис пообещал, поклялся и приоткрыл форточку. За окном — ни то, ни это. Облака, в просветах — бледное предвечернее небо, робкие солнечные лучи. Весь день не лило, капало, черные тучи толпились на юге, ближе к Пиренеям, за которыми небо безоблачно.

— Вот я и говорю, Кристофер, — отрицательный наследственный фон. Сейчас новый термин появился — «генетический». Не слыхали?

Репортер «Мэгэзин» развел руками. Младший Мюффа продолжал удивлять.

* * *

Арестовали гражданина США Гранта торжественно, с зачтением официальной бумаги и потрясанием стальными наручниками. Составляя документ, долго спорили, что именно записать: задержан или интернирован. Сержант предлагал второе — звучит красиво, а главное загадочно. Затем Жан-Пьер, вернув наручники на пояс, лично отвел жертву произвола (Крис не удержался — махнул в воздухе американским паспортом) в одну из комнат, где был книжный шкаф, пустой стол, кресло и стул о трех ногах. Ключ проскрежетал в замке, тяжелые шаги Закона затихли в коридоре, после чего дверь без всякого шума вновь отворилась. Отец Юрбен поглядел сочувственно — и благословил.

А через два часа младший Мюффа принес кувшин с еще теплым компотом.