Аргентина: роман-эпопея: Кн. 3. Кейдж

...Она все-таки сумела вынырнуть к воздуху и свету. Попыталась вдохнуть. Раз, другой... Тщетно — широко открытый рот глотал пустоту. Не было сил даже для того, чтобы застонать. Она прижалась лицом к влажной от пота простыне, открыла глаза, ничего и никого не видя, еще раз попробовала поймать малый клочок воздуха...

Рука мужчины легла на плечи — и все вернулось: воздух, свет, его лицо, зеркало на стене — и те, что в зеркале. Анна отвернулась, нащупав простыню, и нырнула под темный непроницаемый свод.

«Не привыкла еще, — подумала. — Прости!»

Его губы нашли и там, скользнули по лицу, по шее, ниже. Анна, вздрогнув, резко отстранилась и попыталась сказать вслух:

— Мы же работать собрались!

Выговорились только первые два слова, но heer kapitein оказался чуток.

— Понял. Глаза закрываю. Когда умоешься и оденешься, дашь сигнал — три синих свистка.

Перед тем, как завернуться в простыню и соскользнуть с кровати, Анна Фогель не удержалась и поцеловала своего мужчину еще раз — за то, что вернул ей мир.

* * *

— А репетировать мы будем? — не без тайной надежды поинтересовался Марек, прихлебывая из глиняной кружки наскоро заваренный чай. — Или, может, завтра?

Мухоловка, последовав его примеру, пробежалась пальцами по столу, словно по клавишам. Тук-тук-тук! Раз-два-три!..

— Еще как! Иначе уволю тебя, а потом уволят меня саму. Ты продашь рамы на дрова и купишь «Прекрасную Катрин»[79], а за обезьянку сойду и я.

Чай пили за столом в большой комнате-каюте, встрепанные, с влажными, как и брошенные на кровати простыни, волосами. В окошках-иллюминаторах — ясный день, и Анна мысленно поблагодарила колокольчик за молчание.

— А тебя-то кто уволит?

Секретный агент Мухоловка задумалась.

— Ну... Вероятно, глава нашего Европейского бюро Александр Пахта. Настоящий полковник — строг, зато несправедлив. Заставит ползать по-пластунски от забора до обеда, а потом отчислит со службы с занесением выговора на надгробие. Всю полировку испортит!

Марек рассмеялся.

— Это будет обидно! Надгробие — какое оно? Из белого мрамора?

Кружка в руке превратилась в кусок льда, в глаза плеснул отсвет

Серебряной дороги. И только через долгую-долгую секунду она сообразила: Марек ничего не знает, совсем ничего!

Поправила прядь на лбу, скрывавшую шрам, выдохнула и только тогда улыбнулась. Шутить так шутить!

— Из лабрадорита. Выговор запишут прямо под орденами, они там в два ряда.

Не сказала — подумала, понадеявшись, что ее мужчина не услышит.

* * *

— Я прокачал ситуацию...

— Что ты сделал, Марек?

— Так мистер Мото говорил, мой шанхайский шеф. Проанализировал! Подобных операций мы с ним не проводили, но, думаю, Анна, для захвата связного нас двоих мало. Нужна хорошо подготовленная и вооруженная группа. К monsieur contre-amiral обращаться нельзя.

— Нельзя, связной нужен нам самим. Я найду людей, Марек, а время и место сообщит один гауптштурмфюрер СС. Его босс, Генрих Гиммлер, сцепился с Толстым Германом, но сам воевать пока не решается. Значит, нужны мы.

— Монсальват, планета вне времени и пространства... Ты в такое веришь, Анна?

— Потрошение покажет. Только на этот раз нас будут ждать. Без крови не возьмем, мой Марек.

— Но ведь возьмем?

* * *

Сердце кольнуло, когда малявка, прямо с порога, глядя ясными глазами, пожаловалась, что забыла зайти в магазин. Сняв ранец, положила на стул — и заявила, что сбегает за пирожными к чаю. Быстроногий Кай подхватился, накинул плащ, поцеловал девочку в макушку... Когда шаги стихли за дверью, Герда присела за стол — и взглянула прямо в глаза. Сердце уже не кольнуло, ударило корабельным колоколом.

Мухоловка, взгляд выдержав, выждала немного.

— Слушаю!

— Вы обманули меня, синьорина Анна, — негромко, без всякого выражения проговорила Гертруда Веспер. — Я не буду на вас обижаться, просто больше не стану верить. Ни в чем.

Помолчала, сжав губы — один в один Марек! — поглядела в залитое дождем окно.

— Раньше думала, обманывают только плохие. Нарочно, чтобы обидеть. Теперь знаю — все обманывают. Ящерица... Она очень хорошая, но предала папу. Не хотела — ее саму обманули. Мне ее очень жалко, но поверить ей больше не смогу. А вы почему так сделали, синьорина Анна? Из-за анатомии?

Анна Фогель поняла — ее не услышат. Любое слово сейчас покажется ложью.

— Меня не обманывал только Кай. Но он тоже предал — Снежную Королеву, мою маму. А теперь ему придется выбирать. Не хочу!

Встала, дрогнув губами, всхлипнула.

— Мне только десять лет, синьорина Анна! Почему я должна решать за всех?

Отстранилась от протянутых рук, мотнула головой.

— Не надо! Еще больнее будет. Я сделаю все сама, синьорина Анна. И никого не обману. Сказка про Снежную Королеву кончилась. Если Каю... Мареку станет так же плохо, как мне, вы ему поможете. А сейчас я очень постараюсь — и улыбнусь.

7

Калитку открыла женщина, немолодая, смуглая, в длинном, до самой земли, платье и белом платке. Тяжелые бронзовые серьги, на шее — ожерелье, не из камней, не из бусин...

Кейдж снял шляпу, поздоровался, уточнив, от кого он и зачем, и только тогда сообразил: черный жемчуг, очень крупный и не шариками — каплями, в цвет густых бровей.