Аргентина: роман-эпопея: Кн. 3. Кейдж

Встреча же с «контактом» требовалась до зарезу. Яичко дорого к Христову дню. Именно сейчас, когда еще не утихла паника и не снято оцепление на Вильгельмштрассе, его, начальника штаба Германского сопротивления, выслушают всерьез. Выгоревший до черных кирпичей кабинет рейхсканцлера — аргумент очень эффектный, но он лишь первая косточка домино. Американцы, конечно, тупые (тупы-ы-ые!), но аналитики первоклассные. После смерти Геббельса фюрер не спешил с выбором нового гауляйтера Берлина, желая найти верного человечка. Геринг же упорно сватал своего. Толстяк, похоронив Колченогого, входил в опасную силу, оттесняя заплывшим жиром плечом всех прочих, и прежде всего — Агронома. И тут — бах! Кто защитит перепуганного до мокрых кальсон Ефрейтора? Только лучшие из лучших, черномундирные СС, белокурые арийцы, броня и секира нации[83]. А вот Служба безопасности рейхсфюрера, где Гиммлер не был полным хозяином, пока вне игры. Когда еще такого Козла сыщешь?

Новый расклад! И новый игрок — Германское сопротивление. Выслушают!

* * *

— Только недавно узнал, почему Белый дом — белый. И, знаете, очень удивился.

Свои «никели» американец выиграл. Конец аллеи, последняя скамья. Харальд с наслаждением присел и закинул голову, прижав затылок к холодной решетчатой спинке. Теперь можно и перекурить. Следующий рывок — вверх по лестнице к квартирным дверям. Не хотелось показывать слабость перед Белой Волчицей.

— Оказывается, его сожгли англичане в 1812 году, пришлось красить. Тогда и Капитолий сгорел, верно?

— Yes-s-s! — выразительно помолчав, подтвердил «контакт».

Оборачиваться гауптштурмфюрер не стал, так и смотрел в серое осеннее небо. Пепел стряхивал не глядя. Слушай, тупой «амис», слушай!

— А Уайтхолл — просто Уайтхолл, никто его не жег. Как-то, понимаете ли, несправедливо.

Ответа на этот раз не дождался. Штаты и Британия — «нации-сестры», не разлей вода, в прошлой войне давили «джерри» в едином строю. Победители!

— Передайте своему руководству следующее... Центральный Комитет Германского сопротивления исходит из того, что основной конфликт нашей эпохи — противостояние между Британской империей и Соединенными Штатами Америки. Его смысл — борьба за мировое господство. Прошлая война была в целом неудачной для США: в Европе закрепиться не удалось, а Британия пусть и ослабла, но сохранила свои колонии. Сейчас — новый тур борьбы.

По небу бежали тучи, и Харальд прикинул, что осень — не слишком подходящее время для Ночного Орла. Следующий удар следует наносить не сейчас, попозже, когда все утихнет и успокоится. И не повторяться, найти такую цель, чтобы весь Рейх тряхнуло.

— Сражаться с Британией ваша страна не желает, и это разумно. Зачем еще раз красить Белый дом? Империю собираются втянуть в две больших войны — на Тихом океане и в Европе, столкнув с Японией и Рейхом. Поэтому «Шредер, Рокфеллер и К» дает кредиты Гитлеру, а «Пратт и Уитни» и «Дуглас» подбрасывают технологии. Но сейчас появился еще один игрок — Монсальват. У него свои, пока не слишком понятные цели, а главное — совершенно невероятные возможности. Уверен, правительство США об этом уже очень серьезно задумалось.

Паузы Харальд не делал, но «амис» все-таки успел выдохнуть негромкое «Yes-s-s!». Гауптштурмфюрер, бросив сигарету, резко повернулся.

— Передайте своим... Разрушить Германию — значит разрушить европейскую цивилизацию. Кому на радость? Большевикам? Вот с ними Британию и стравите. Пусть воюют с Россией до последнего солдата. Своего — а не так, как они привыкли! Пусть Коминтерн разжигает революцию в Индии и Австралии! А Гитлера отдайте нам. Обещаем не трогать Адди, пока вы не дадите отмашку. Весь мир — Штатам, Германии — Европа. Вам ясно?

Пустая аллея, низкие осенние тучи, острые листья сентября на пожелтевшей траве...

— Yes-s-s!..

9

Верного коня он оставил возле последнего дома перед площадью Святого Бенедикта. Прислонил ветерана к влажной каменной стене, погладил по теплому боку. Спасибо, мистер «Sunbeam», неплохо поездили! Эй-о, эй-о! Эй-о, эй-о!..

...Чемодан бросил еще в Тулузе, набив самым необходимым карманы. Потом подумал — и выкинул половину. Без надобности! Незаконченную книгу отправил простой бандеролью в Штаты. Не в редакцию — Эрнесту Хемингуэю.

Прибыл!

Мокрый булыжник, глухо закрытые ставни, запертые изнутри двери. Тихо, очень тихо... Авалан, не деревня, но и не город, умер. Никого, лишь камень и небо.

Кейдж задрал голову, ударил взглядом в зенит. Нет! Исчезло небо, его не дождалось. Трещина — темный зев — от края до края, посреди лилово-красный шар. Низко, уже над самой черепицей, влезешь на крышу, руками трогай.

Аргентина — Армагеддон.

Кристофер Жан Грант хотел поправить сползшую на затылок шляпу, но передумал. Снял — и положил на багажник мотоцикла. Все? Все!

Люблю я Дикси, мою страну.
Здесь я останусь и здесь умру!..

Подошвы ступали беззвучно, словно эхо тоже умерло. Жив был еще ветер, задувал, рвался за ворот, бил в лицо. Воздух затвердел, став ломким и хрупким. Каждый шаг — словно сквозь стекло.