Аргиш

Когда только поженились… Решили, что путешествовать будут. Рвались мир посмотреть. Это было главным. Не карман набить, не хоромы отгрохать или машину престижную, не дачу, поближе к Москве, а как можно больше стран объехать. Везде побывать, всё самим увидеть, а не с экрана телевизора. Поездили. И что осталось? Нет, сначала интересно было. Потом всё смешалось в какие-то комки, одинаково привычные и скучные – Европа, Азия, Африка. Отель, океан, церкви, замки, верблюды, слоны, чемоданы и аэропорт, такси и гортанные крики на незнакомом языке.

Потом родилась Ольга.

Если жизнь прежде носила судорожно-хаотичный характер, то теперь она сконцентрировалась на этом кричащем мясном комочке, из которого должен получиться человек. И этот комочек был произведён на свет не только женой, но и им тоже. И каким человеком он станет – отвечать тоже ему.

Отодвинулись в сторону гулянки с друзьями и партнёрами, бабы левые, что возникали время от времени, тоже отвалились – жизнь пошла по накатанной колее: работа – семья.

Плеснул из бутылки виски, но пить не стал. Подошёл к окну.

Светать начинает? Или только кажется?

Вдруг поймал себя на мысли, что хорошо бы выйти на лестничную клетку – смотреть через узкие пыльные окна на чёрное тяжёлое пятно ночного леса, уходящее за горизонт, ждать, когда край неба начнёт светлеть снизу.

Глупость! Какая лестница? Зачем?

А ведь это был, пожалуй, самый спокойный период жизни.

Случилось главное. Растворились в заботах об этом маленьком кричащем комочке, носящем имя Оля, воспоминания о другой жизни, которая, он знал, существует, течёт себе и течёт словно река, просто мы её не видим, скрыта от нас непроницаемым занавесом, которым мы сами же от неё отгородились. Плоская, бледно-зелёная тундра, жуткая непроходимая бесконечность тайги, безразличная ярость текущей воды – исчезли, окончательно растворились среди улиц и переулков, петляющих между громадами каменных зданий, в потоках несущихся машин, в условно дружеском общении с множеством малознакомых людей, в шелесте долларовых купюр, шероховато-маслянистых на ощупь, в памперсах и бутылочках с подогретой молочной смесью.

И смерть отступила. Забылся, затерялся в памяти день, когда отпевали отца. Похороны Кирюхи…

Отпил из стакана. Обожгло рот, но вкуса виски не почувствовал. Большим глотком допил до конца. Стакан – на подоконник. Смотрел на редкие горящие окна в доме напротив. Не видел. Накатило.

Жаркий осенний день будто лето. В церкви душно, сладко пахнет горящими свечками. Служба. Мать рядом в чёрном платке. Речитатив перечисляемых имён, неслышный шелест разворачиваемых записок, боязнь пропустить – Андрей… Прозвучало. Наскоро, безлико в общем списке имён – за упокой. Всё. Дело сделано.

Он стоял, ожидая окончания службы. Несмотря на жару и духоту, по спине прокатывали волны озноба – только он один знал, как всё было и почему так случилось. Для матери отец просто пропал. Пропал – до чего же безликое слово. А он знал и молчал.

Когда объявился дома… Мать, слёзы, расспросы. Заявление, следователь. Жена Виталия подключилась. Дочки плакали. Почти неделя ушла на бумажные проволочки. Организовали поиск. На вертолёте прочесали Светлую. Хватило одного вылета. Сообщили, что нашли лодку, как он понял, ту – на которой Виталий плыл, которую они потом выловили. Составили акт. Несчастный случай. Все утонули.

А Кирюху хоронили месяц спустя. Нашли мёртвым с переломанными пальцами, брошенным в подъезде, в Бибирево. Почему там?

И тогда молчал…

У Кирюхи-то, оказывается, кроме матери и старшей сестры и родни-то не было. Мужик нужен в помощь. Позвонили ему. Он же с ним последнее время тесно общался.

Опознание. Мать с платочком у лица. Каталка. Бетонный пол весь в яминах – каталку пропихивают, колёсики вот-вот отвалятся. Простыня. Синяя рука от локтя с чёрными пальцами. Лицо – не узнать. Кирюха.

Как же страшно!

Кира – он же уверенный в себе был. Весёлый. Нравилась ему такая жизнь, крутёж этот нравился. Казалось, всё знает, всё чувствует. Варился в этой жизни, понимал её. Среди кожаных курток и белорубашечников, бомжей и бродяг, что шлялись возле дома, девок гулящих из соседнего подъезда – всем свой. Общался легко, обходил углы. Прижали! Ни хрена-то он не понимал. Только казалось… Скользил до первой выбоины.

Полтора месяца ждал. Жил он тогда этой поездкой, помнил. Казалось, продолжение должно быть.

Рассказал Кирюхе про камушки. Не всё, конечно… уклончиво – мол, ненцы попросили продать. Сейчас у него на руках только два, но если найдётся покупатель, то подвезут ещё. Кира, кажется, не поверил до конца, но завёлся – дело-то прибыльное. Обещал найти покупателя, если возьмут в долю. И нашёл. Забрал камни, встретился, деньги принёс – хорошие деньги, он и не ожидал, что будет так много. Весёлый был. Уверенный. Торопил с ненцами связываться, чтобы ещё везли. А через два дня – подъезд в Бибирево. Выследили его. Но ведь не сдал! Пальцы-то сломаны были…