Атолл возник перед глазами неожиданно, на рассвете, словно поднялся из моря вместе с солнцем. Меня несло прямо к нему, а затем, когда до берега оставалось меньше полумили, течение вдруг отвернуло в сторону, и пришлось грести изо всех сил руками и обломками скорлупы эпиорниса, чтобы не промахнуться. В конце концов я достиг цели. Самый обычный атолл – мили четыре в окружности, горсточка пальм у лужицы с дождевой водой и лагуна, где кишели рыбы-попугаи[69]
. Я отнес яйцо на берег подальше от линии прилива и положил на солнце, чтобы дать птенцу шанс, потом выволок на берег челнок и отправился на разведку. Коралловый атолл – на редкость унылое местечко. Как только удалось отыскать пресную воду, у меня весь интерес иссяк. Мальчишкой я думал, что ничего не может быть увлекательнее, чем приключения Робинзона Крузо, но мой атолл оказался скучнее церковных проповедей. Я бродил вокруг лагуны, искал что-нибудь поесть, думал о том о сем, но поверьте, не успел закончиться день, как все уже надоело до смерти. Надо сказать, мне сильно повезло: в тот самый день, когда я высадился на берег, погода переменилась. Шторм прошел севернее и захватил остров только краем, но к ночи разразился ливень с ураганным ветром. Чтобы перевернуть мою посудину, его хватило бы с лихвой.Я спал под челноком, а яйцо, к счастью, лежало в песке повыше. Внезапно раздался грохот, будто на крышу обрушился град камней, плеснуло водой. Перед тем мне снился Антананариву, я вскинулся и окликнул Интоши – что, мол, за чертовщина? Потянулся к стулу за спичками и тут только вспомнил, где я. Фосфоресцирующие волны накатывали с такой яростью, точно хотели меня сожрать, а все остальное погрузилось в кромешную тьму. Ветер ревел как зверь, тучи висели над самой головой, а дождь лил так, словно небо дало течь и из него вычерпывают воду. Гигантский вал вздулся над берегом, извиваясь огненной змеей, и я пустился наутек. Когда вода с шипением отхлынула, вспомнил о челноке и вернулся, но он уже исчез. Тогда я решил проверить, цело ли яйцо, и ощупью добрался до него. Оно лежало на месте, и самые бешеные волны не могли туда докатиться. Я уселся рядом и обнял его, как друга. Боже мой, ну и ночка выдалась!
Шторм утих лишь к рассвету. От туч не осталось ни клочка, а берег усеяли обломки досок – так сказать, разъятый скелет моего челнока. Зато нашлась хоть какая-то работа: из этих останков я соорудил между двумя пальмами нечто вроде шалаша для защиты от штормов.
В тот самый день и проклюнулось яйцо.
Да-да, сэр, проклюнулось, едва я положил на него голову, как на подушку, и уснул! Послышался стук, я ощутил толчок и сел. Гляжу: на верхушке яйца дыра и оттуда выглядывает такая смешная рыжая головка.
«Ну и ну! – выдохнул я. – Что ж, добро пожаловать!»
Птенец поднатужился и выбрался наружу.
Это был славный добрый малыш размером с курицу, очень похожий на любого другого птенца, разве что крупнее. Поначалу его оперение было грязно-бурым с какими-то серыми струпьями, которые вскоре отвалились, и редкими перышками вроде пуха. До чего же я обрадовался! Как по мне, Робинзон Крузо и тот не смог по-настоящему выразить, что такое одиночество. А тут у меня появилась компания, да еще такая интересная! Птенец глянул на меня, моргнул, закатив веки кверху, словно курица, чирикнул и тотчас стал клевать песок. Казалось, вылупиться с опозданием на триста лет было для него сущим пустяком.
«Привет, Пятница!» – улыбнулся я, потому что еще в лодке, увидав живой зародыш в яйце, решил так назвать птенца, если вылупится. Я немного тревожился, чем его кормить, и первым делом угостил сырой рыбой. Он мигом проглотил кусок и вновь разинул клюв. Это радовало: ведь окажись птичка привередой, пришлось бы в конце концов съесть ее саму!
Знали бы вы, каким занятным был этот птенец эпиорниса. С первых дней не отходил от меня ни на шаг. Всегда стоял рядом и смотрел, когда я удил рыбу в лагуне, и получал свою долю улова. А какой был умница! На берегу попадались какие-то зеленые бородавчатые твари, точь-в-точь маринованные огурцы[70]
. Пятница склевал один такой, и его стошнило. Больше он на них и не глядел.