Аргонавты Времени

Я понимал, что мы очутились между двух армий и они сближаются. Устраивать привал в столь опасном месте было нельзя! Но сознавал я это как бы машинально, не слишком разбираясь в военных делах, а думал все больше о своей спутнице, испытывая душевную боль. Впервые за долгий путь она ощутила свое бессилие и залилась слезами. Я слышал ее рыдания за спиной, но не оборачивался, считая, что ей стоит выплакаться, – она и так держалась слишком долго ради меня. Пускай отдохнет, думал я, и тогда мы двинемся дальше – я понятия не имел, какой ужас навис над нами. До сих пор вижу, как она сидела тогда: щеки ввалились, чудесные волосы рассыпались по плечам.

«О, если бы мы расстались! – всхлипнула она. – Если бы я отпустила тебя…»

«Нет! – ответил я. – Даже теперь я не раскаиваюсь и не раскаюсь никогда. Я сделал выбор и буду держаться его до конца».

И тогда…

В небе над нами что-то сверкнуло и взорвалось, а потом вокруг дробно застучало, словно пригоршня брошенного на пол гороха. Раскалывались камни, тучами взлетала кирпичная крошка…

Человек с бледным лицом на миг прикрыл ладонью рот, затем облизал пересохшие губы.

– При вспышке я обернулся… и увидел, как она поднялась на ноги. Встала, шагнула ко мне… как будто хотела дотянуться…

У нее было пробито сердце!

Рассказчик умолк, глядя на меня, и я вдруг ощутил неловкость, свойственную нам, англичанам, в таких случаях. Встретился с ним взглядом и отвернулся к окну. Молчание тянулось долго, а когда я вновь посмотрел на него, он сидел в углу, сложив руки на груди, и нервно кусал костяшки пальцев.

Затем принялся грызть ногти.

– Я поднял ее на руки, – продолжил он наконец, – и понес к храму… Мне казалось, это важно – не знаю почему. Наверное, потому, что это было святилище, столько веков простояло… Должно быть, она умерла почти мгновенно… но я… я весь путь разговаривал с ней.

Снова молчание.

– Помню те храмы, – вставил я. В самом деле, те молчаливые, залитые солнцем колоннады из ветхого песчаника сразу всплыли в памяти при его рассказе.

– Тот был коричневый… и высокий. С телом на руках я уселся на поваленную колонну… и уже ничего не говорил… Повылезали ящерки, начали бегать повсюду, как будто ничего не случилось… ничего особенного. Такая жуткая тишина… солнце в зените, тени замерли – даже от травы на развалинах, – только в небе вокруг что-то грохотало и взрывалось.

Кажется, аэропланы прилетели с юга, и битва, насколько помню, сместилась на запад. Одну машину подбили, она перевернулась и стала падать. Я запомнил, хотя в тот момент это меня нисколько не интересовало. Аэроплан бился в воде, как раненая чайка, – я видел его темный силуэт сквозь колоннаду на фоне ярко-синего моря.

Несколько взрывов раздалось у берега, но потом все стихло. Каждый раз ящерки прятались и снова вылезали – вот и весь результат, разве что разок случайная пуля чиркнула о камень совсем рядом и оставила яркий след…

Когда тени стали длиннее, тишина будто еще сгустилась…

Что любопытно, я ни о чем не думал, – заметил он вдруг почти непринужденно. – Совсем! Сидел среди камней, держал тело на руках… и все. В каком-то оцепенении.

Даже не помню, как проснулся от того сна… как одевался в тот день. Уже в рабочем кабинете перед ворохом распечатанных писем вдруг поразился абсурдности своего занятия – ведь на самом деле я сидел в храме Пестума с мертвой женщиной на руках! Я машинально читал письма и тут же забывал, что в них…

Он умолк, теперь надолго. Я вдруг заметил, что наш поезд уже идет под уклон от Чок-Фарм к Юстону. Время пути пролетело незаметно… Чем же закончился странный сон? Повернувшись к попутчику, я спросил с нетерпением:

– А потом еще что-нибудь снилось?

– Да. – Он отвечал с усилием и еле слышно, будто заставляя себя договорить. – Один раз, и то лишь на несколько минут. Я словно пробудился от своего оцепенения и понял, что все так же сижу на камнях. Тело лежало рядом, совсем иссохшее, как будто не ее. Так скоро, представляете? Уже не ее… Издали слышались голоса… кажется. Так или иначе, я знал, что в наше уединение вторглись чужие, и это стало последним мучительным испытанием. Я встал и пошел сквозь колоннаду и вскоре увидел их – сначала одного, с желтым лицом, в грязно-белой, окантованной голубым форме, а потом еще нескольких. Они вскарабкались на вершину стены древнего города и засели на ней с оружием, осторожно выглядывая, – совсем крошечные снизу, освещенные солнцем. Дальше на стене я заметил и других, потом еще – длинную неровную цепь солдат. Тот, которого я увидел первым, встал и выкрикнул команду. Солдаты спрыгнули со стены и, путаясь в колючках, побрели к храму. Офицер шел впереди. Приблизившись, заметил меня и остановился.

Поначалу я наблюдал с любопытством, но, когда понял, что они собираются войти в храм, шагнул вперед и воскликнул:

«Сюда нельзя! Здесь я. Охраняю покойную!»

Офицер уставился на меня, затем что-то вопросительно выкрикнул на незнакомом языке.

Я повторил свои слова.

Он снова что-то крикнул, но я застыл неподвижно, скрестив руки на груди. Приказав что-то солдатам и обнажив саблю, он направился ко мне.