Аргонавты Времени

Я жестом велел не приближаться, но он продолжал идти.

«Не нужно входить сюда! Это древний храм, здесь моя покойная», – вновь повторил я, терпеливо и четко.

Вблизи я разглядел его лучше: узкое лицо с черными усами, тускло-серые глаза, шрам на верхней губе. Грязный, небритый, он продолжал выкрикивать что-то невразумительное. Кажется, задавал какие-то вопросы.

Теперь я понимаю, что он боялся меня, но тогда мне это не пришло в голову. Когда я пытался объясниться, он перебивал надменным тоном – должно быть, приказывал отойти в сторону. Затем попытался обойти меня, но я его удержал.

Он отпрянул с искаженным лицом.

«Дурак! – выкрикнул я. – Ты что, не понимаешь? Она мертва!»

В его взгляде сверкнула решимость… и жестокое удовлетворение. Он с ухмылкой поднял саблю – и ткнул в меня.

Человек с бледным лицом прервал свой рассказ.

Стук колес изменился, послышался скрип тормозов, вагон дернулся, качнулся. Реальный мир вступал в свои права, шумно напоминая о себе. В затуманившемся окне электрические огни осветили с высоких мачт серый туман, мимо потянулись ряды пустых неподвижных вагонов на запасных путях, а за ними вспыхнуло в унылых лондонских сумерках зеленое с алым созвездие семафора. Я снова глянул в искаженное лицо попутчика.

– Удар пришелся точно в сердце, – продолжал он. – Клинок пронзил мое тело, но я не ощутил ни страха, ни боли, а только изумление. Никакой боли, понимаете? Совсем!

За окном сперва быстро, потом все медленнее поплыли желтые фонари платформы и наконец рывком замерли, освещая тусклые силуэты сновавших туда-сюда людей.

– Станция Лондон-Юстон! – громко разнеслось по вагонам.

– Вы хотите сказать… – начал я.

– Да-да, никакой боли, укола или ожога, одно лишь изумление… а затем все заволокла тьма. Яростное, жестокое лицо передо мной, лицо убийцы, стало расплываться и отступать… Потом оно исчезло…

– Лондон-Юстон! – напомнил голос снаружи. – Конечная!

Дверь вагона открылась, впуская вокзальный шум, и перед нами возник носильщик. Хлопали другие двери, стучали копытами лошади кебменов, а издалека доносился ровный грохот колес по лондонской брусчатке. Мимо по платформе прогремела тележка с зажженными фонарями.

– Тьма, поток темноты разлился и поглотил все вокруг…

– Багаж, сэр? – осведомился носильщик.

– Такой, значит, был конец, – кивнул я.

Человек с бледным лицом помолчал, словно колеблясь, и почти неслышно произнес:

– Нет.

– В каком смысле?

– Я не мог добраться до нее. Она осталась там, с другой стороны храма. А потом…

– Что? – нахмурился я. – Что потом?

– Кошмары! – выкрикнул он. – Страшные, жуткие! Господи! Огромные птицы дрались над телом и рвали его на части.

1901/1911

Мой первый аэроплан

Перевод С. Антонова.

Мой первый аэроплан! Какие живые воспоминания из времен молодости он во мне пробуждает!

Далекой весной 1912 года я приобрел «Alauda Magna», или «Большого жаворонка», – так я его окрестил. В ту пору я был стройным юнцом двадцати четырех лет от роду, с пышной белокурой шевелюрой на безрассудно смелой юной голове, и выглядел весьма молодцевато, несмотря на слабое зрение, вынуждавшее меня носить очки на выразительно очерченном, выдающемся орлином носу – типичном носу летуна. Я хорошо бегал и плавал, был убежденным вегетарианцем, одежду предпочитал исключительно из чистой шерсти и стойко придерживался крайних взглядов по любому вопросу. В ту пору ни одно мало-мальски заметное начинание не обходилось без моего участия. У меня было два мотоцикла, и на увеличенной фотографии, относящейся к тем давним денькам и доселе украшающей каминную полку в моем кабинете, я запечатлен в кожаном шлеме, защитных очках и перчатках с крагами. Кроме того, я слыл мастером по части управления боевыми змейковыми аэростатами и опытным скаутским вожатым на добровольных началах. Поэтому, как только вспыхнул авиационный бум, мне, само собой, захотелось ринуться в самое пекло.

До поры до времени я тихо роптал, видя слезы своей вдовицы-матери, и наконец объявил ей, что дольше сдерживаться не в силах.

– Если я не стану первым авиатором в Минтончестере, – заявил я, – то уеду отсюда. Я сын своей матери, и этим все сказано!

Не прошло и недели с момента этого разговора, как она согласилась.