Argumentum ad hominem

Наверное, чисто по-христиански было некрасиво бросать покойников на произвол судьбы и местного населения, но заповеди и проповеди мало занимали меня в тот момент. Потому что на повестке дня стоял один-единственный вопрос: какого хрена и что со мной происходит?

Нет, не в плане трупов. И даже не в количестве. А вот качество…

Вообще, все произошедшее отличнейшим образом подпадало и под самоуправство, и под превышение служебных полномочий. Хотя бы из-за отсутствия у покойников хоть чего-то, похожего на оружие, даже зубочистки завалящей, и той не нашлось. Видимо, покровительство сонги заменяло собой все остальное. К тому же, она могла и этой сладкой парочкой поигрывать. Вряд ли именно так, как продемонстрировала на мне, но… А может даже и так. И у неё явно были свои причины. Плюс смертельная ненависть.

Я поймал это вместе с обрывом песни. Нет, не желание убивать. Не приказ. Просьбу. Последнюю. И выполнил.

Если бы не вынужденная привычка следить за своими действиями, особенно в напряженных ситуациях, и не курсы, на которых нас учили прислушиваться к собственному телу, суть произошедшего ускользнула бы от моего понимания. Возможно, так было бы и лучше. Даже наверняка. Но благостного неведения мне не полагалось.

Когда усилиями сонги моё сознание оказалось в почти полной изоляции от тела, как раз и начал возникать тот треклятый туман. Но я неверно принял все это за признак разделения связей, тогда как на самом деле случилось что-то принципиально противоположное.

Больше всего это походило на то, что клочки нервной системы, отрезанной от мозга, ухватились друг за друга и слепились в его дублера. В новый центр управления. Только не совсем центральный и ничуть не централизованный. Потому что порядок действий оказался задан заранее, и нужно было всего лишь ему следовать.

Каждый солдат, то есть, каждая мышца и связка исполнили свои маневры. Те, которым давным-давно и хорошо обучены. А мозг, зараза, возвращаться не спешил. Выжидал, пока не стало тихо. Правда, его возвращение к исполнению своих обязанностей ситуацию с чувствами и ощущениями существенным образом не поменяло. По крайней мере, в морально-психологическом плане.

За время службы возможность вдоволь насмотреться на трупы выпадает не особенно часто, но если уж везет, то везет по полной. Взять, к примеру, оцепление районов ЧС или транспортных происшествий, когда за одну вахту можно десятками покойников налюбоваться. В любых видах, со всеми возможными травмами и повреждениями. Поэтому я не удивился тому, что три тела на грязном полу не вызвали у меня какого бы то ни было отклика. Заставляло задуматься ощущение полной правильности случившегося. Словно все именно так и должно было быть. Без вариантов.

Причем, если по поводу сонги сознание все-таки выплюнуло что-то вроде «сама виновата», то в отношении её спутников, которых можно и нужно было всего лишь вывести из строя, а не убивать, я получил в качестве объяснения невнятное: «Она же попросила, значит, надо помогать».

На курсах помимо всего прочего нас долбали и всякими психологическими штуками, с упором на то, чтобы мы знали, как звучат первые тревожные звоночки и заблаговременно могли предупредить окружающих о грядущем съезде крыши. Пока ещё сами в состоянии трезво мыслить. Но тут-то уже не звоночек, тут сирена надрывается.

Уродство какое-то. А я – глубоко больной урод, потому что после всего случившегося думаю в лучшем случае о том, что подставил под возможный удар товарищей. Фиг с ней, с Лахудрой, там все просто: девушка не дала, и я взял сам. Все, что хотел, и так, как считал нужным. Вот случайная мысль о том, что тот же Полли из-за меня в опасной ситуации может оказаться без поддержки, да, трогала. Можно сказать, за живое. Насчет же остального…

Сознание разложило девиц, пострадавших по моей воле, на две полочки. Одна – должна была, но не исполнила долг, за что ей порицание и осуждение. Вторая – не должна была вести себя плохо и, собственно, больше не будет. Точка.

Это было очень странное ощущение. Делить всех по принципу: полезен или вреден? Сумасшествие чистой воды. Тем более, что эти критерии прилагались только к сонгам. Остальные люди вообще вдруг оказались выведены из рассмотрения. Словно мой мир, и без того невеликий, совершенно замкнулся на этих бесячих, самоуверенных, безжалостных…

Да, среди них попадаются и мужчины. В голове даже промелькнула шальная мысль, что я могу иметь к ним какое-то отношение. Но отсутствие музыкального слуха и чувства ритма в ответ печально покачали головами. Если у моего уродства и есть причина, то разливали её явно из другой бочки.

На фоне тоскливых размышлений о том, куда стоит податься, чтобы гарантированно не оказаться рядом ни с одной сонгой, неважно, дружелюбной или враждебной, варианты развития других событий как-то подутратили свою актуальность и значимость.