Ариадна

Лицо Федры исказилось, но от какого чувства, я не могла понять. Слезы выступили у нее на глазах, она отвернулась рывком. Резкие слова, сказанные обеими, повисли между нами, и мне так захотелось начать этот разговор заново. Но пока я беспомощно подыскивала верные выражения, а на ум ничего не приходило, она уже опять повернулась ко мне со спокойным и безучастным лицом.

– Это дети Тесея. – Горечь ее иссякла, и теперь Федра казалась смертельно уставшей. – Я не вижу в них ничего своего… Не понимаю их. Мне не следовало выходить за него замуж вообще, а если бы я не вышла, они бы и вовсе не появились на свет.

Я отпрянула.

– Не может же быть, чтобы тебе этого хотелось?

Голова моя пошла кругом от такой мысли. Я-то думала, дети для Федры огромное утешение и, раз больше у нее никого нет, она любит их только сильнее, смотрит на них и радуется, ведь из ее несчастного брака вышло и что-то хорошее.

Она вздохнула. Пустота в ее глазах устрашила меня. В нашем детстве Федра была так полна жизни и сил. Я и представить не могла, что однажды увижу ее отчаявшейся.

– Кто мог такое предсказать? Я думала когда-то, что тебе невероятно повезло стать избранницей Тесея. А потом он бросил тебя, но именно поэтому ты в конце концов и обрела счастье. – Она попробовала улыбнуться, но вышло так притворно, что меня передернуло. – Ты довольна жизнью, – продолжила она. – И другой, наверное, не можешь представить. Ты ведь здесь с восемнадцати лет. А я правлю самым могущественным городом Греции. И не вполне понимала, какими разными жизнями мы живем. – Она опять заговорила резче, бойчей: – Благодарю тебя за гостеприимство, оказанное моей команде, но нам лучше немедля возвращаться в Афины.

Я решительно замотала головой.

– Останься на ночь. Если не ради меня, то хотя бы из заботы о своих людях. Пусть отдохнут, постелей у нас достаточно. Скоро стемнеет, не стоит подвергать их опасности в открытом море.

Поджав губы, она поглядела на солнце, проследила его путь, удостоверилась в правдивости моих слов. Я видела, что Федра сгорает от желания вернуться в Афины, полная решимости воплотить свой глупый и разрушительный замысел. Пропуская мимо ушей все остальные мои слова, сестра, однако, не могла отрицать, что ночь и правда спустится задолго до того, как корабль ее достигнет афинского берега.

К разговорам об Ипполите Федра больше не возвращалась, да я и не настаивала. Сестра и ее спутники поспали совсем немного, пока темно было, а едва в ночном небе распустились первые ростки зари, вновь пустились в плавание. В туманных сумерках на берегу я обняла ее еще раз и опять умоляла отступиться от задуманного.

– Тесей снова отправится на свои глупые подвиги, – сказала она. – Возможность у меня будет, и я ее не упущу.

Ее решительный подбородок даже в рассветной мгле вырисовывался отчетливо.

Я обнимала сестру за шею, а теперь уронила руки и отошла.

– Тогда удачи тебе. – Я говорила искренне, хоть ни вера, ни надежда моего пожелания не подкрепляли. – И знай, что на Наксосе ты всегда найдешь убежище, найдешь дом.

Все это не иначе как бедой закончится, думала я, унижением и отчаянием. Ошибки, отравившие наше детство, повторялись вновь в этом ее чудовищно вредном желании. Но она никак не хотела этого понять, и мне, конечно, не под силу было ее заставить. Я смотрела, как она уплывает, а потом долго еще не сводила глаз с горизонта, за которым Федра скрылась из виду. И гадала, увижу ли сестру снова.

Глава 28

Федра

Всех богов благодарила я за быстрые ветра. Лишь когда воды обступили нас, а изумрудный Наксос сжался и померк, превратившись лишь в пятнышко на горизонте, мука унижения, нахлынувшая жгучей волной, стала понемногу ослабевать.

Ариадна – окутанная покоем, который приносили ей, очевидно, материнство и этот ее драгоценный, идиллический, на первый взгляд, остров, удаленный от остального мира, – могла сколько угодно притворяться, что забыла истины, постигнутые нами обеими в Кноссе, вот только это был самообман. Она пошла на сделку с самой собой, я-то знала: решила делать вид, будто жизнь ее безупречна, отводить глаза, ограждая себя от любых доказательств обратного, и спокойно спать по ночам.

Разве, живя рядом со сломленной матерью и ее чудовищным отпрыском, мы не усвоили, что женщине в этом мире остается только одно: взять от него нужное ей и уничтожить вставших на пути, пока ее саму не раздавили, как Пасифаю. Я столько лет не снимала с себя бремя вины – выжила ведь, вышла замуж за героя и устроила себе вполне сносную жизнь, считая при этом Ариадну мертвой. А она тем временем порхала по Наксосу рука об руку с божественным любовником.

Я скрипела зубами от досады, мысленно подгоняя корабль к дому. Пора снять с себя вину, это точно. Сколько можно расплачиваться? Сначала дети погибали на Крите, чтобы мы и дальше могли властвовать там, теперь я мужа терплю, чтобы носить дорогие наряды да пить вино из кубков с драгоценными каменьями, и пытаюсь страсть затушить ради приличий и хорошего мнения людей, до которых мне нет дела.