Всe толпятся у оконъ. Слышны возгласы: «А не Гаврюхино?» — «Нeтъ,
Гаврюхино правeй».
(Арiаднe). — Это далеко? —Двe версты. Лeтникомъ ближе. — Ѣдемъ. — Нeтъ. Не хочу. — Если тебя разлюбили… (взволнованно). — Тутъ насосишко есть… въ вашъ автомобиль можно? — Есть! Черезъ пять минутъ трогаемся, черезъ десятъ тамъ. (Оборачивается къ Арiаднe.) У руля самъ. — Сейчасъ. Переодeнусь только. Леонидъ, твои сапоги надeваю. (Уходитъ). (Саламатину). — Сергeй хоть помогать будетъ… А вы?(вспыхивая). — Нынче ваше рожденiе. Не хочу ссориться. (направляясь къ выходу на террасу). — Чисто русская картина. Горитъ деревня, но мы, баре, обязательно должны принять участiе. Ибо и насосы, и таланты, и альтруистическiя чувства — все у насъ. А-ха-ха… Не могу утерпeть. Иду, лeтничкомъ. (садится въ креслe у открытаго окна.) — Идите, друзья, кто куда хочетъ. Я не двинусь.Одни — чтобы итти, другiе, чтобы удобнeе было глядeть, — всe выходятъ на балконъ. Остается Перелeшинъ у столика съ виномъ.
(наливая рюмку). — И пусть волнуются. (Выпиваетъ.) Уд-дивительно, какъ полируетъ кровь.(какъ бы про себя.) — Страшенъ пожаръ въ деревнe. Господи, дeтишки какъ бы не погорeли… (Встаетъ, холодно.) А впрочемъ… не все ли равно? (Перелeшину.) Философъ — знай себe потягиваетъ. — И правъ. Пожаръ прогоритъ, и никакихъ рябчиковъ. — Аркадiй Карпычъ, знаете вы, что такое смертная тоска? — Когда по векселишкe платить нечeмъ. — Мнe разсказывали, у одного человeка зубъ болeлъ двое сутокъ. Это въ деревнe было, помочь некому. Онъ ходилъ, ходилъ, да изъ револьвера себe въ голову бацъ. И все тутъ. — Надо было iодомъ. — Ужъ не знаю. (Минуту полчитъ, потомъ оборачивается на зарево.) Боюсь я пожаровъ. — Если отъ насъ далеко, то ничего. (вздрагивая, какъ бы отъ воспоминанiя). — Ну, такъ. Налейте рюмку. (Онъ наливаетъ, она беретъ, и съ этой рюмкой медленно, чтобы не расплескать, идетъ къ двери въ свою комнату.) — Куда-жъ это? (невнятно.) — Ничего… ничего. Простите. — Ф-ть! Въ одиночествe желаетъ дернуть. (Беретъ бутылку и протягиваетъ. Арiадны уже нeтъ). Могу еще предложить. А… а впрочемъ, нeтъ. (Обнимаетъ бутылку, и гладитъ.) Мам-мочку не от-дамъ! У сердца. (Пробуетъ засунутъ въ жилетный карманъ, не лeзетъ). Ну, ладно. (Встаетъ.) Мы на вольный воздухъ. Тамъ, пожары пожарами, а мы… для полировки крови.Пошатываясь, идетъ къ выходу, все обнимая бутылку. Ему навстрeчу съ балкона Дарья Михайловна
. Она входитъ торопливо, взолнованно. — Право, такой ужасъ. Усачевка вся выгоритъ. — А вы уже… съ п’жа-ра? Нeтъ, дома была. Никого нeтъ? (Оглядывается). Я ложиться ужъ собралась, и вдругъ зарево это, набатъ. Слышите? (Вдали звуки набата.) Вы Сергeя не видeли? — Им-мeлъ, несравненное удовольствiе. Онъ, кажется, eдетъ на пожаръ. Равно и госпожа Ла. Лап-апинская. — Ко мнe не зашелъ…(уходя). — Этого не знаю. Не могу знать. (Уже съ балкона, громко и пьяно.) Не могу знать! (одна). — Во весь вечеръ не вспомнить… (Опускается къ столику.) Знаетъ, что я одна въ домe…За дверью въ комнату Арiадны громкiе голоса, какъ бы шумъ борьбы.
Дарья Михайловна настораживается.
Игумновъ
спиной распахиваетъ дверь и за руку выволакиваетъ Арiадну.Другой рукой пытается вырвать у нея коробочку.
— А я тебe говорю: отдашь.(отбиваясь). — Отстань! Сумасшедшiй!