Быстро, въ волненiи, входятъ Арiадна
и Саламатинъ. — Нельзя, вы понимаете, нельзя браться за руль, если не умeешь. И пускать машину полнымъ ходомъ. — Тогда зачeмъ было со мной eхать? — И минуты не думалъ, что вы такъ… — Хотите сказать, что я сумасшедшая? — Такое слово… — Да позвольте, въ чемъ дeло? — Арiадночка, вся бeлая… (раздраженно). — А то, что благодаря Арiаднe Николаевнe, мы чуть шею себe не свернули. — Ужъ очень быстро eздите… господа. Развe же можно? — А вы поговорите съ ней, я васъ очень прошу, убeдите Арiадну Николаевну, что кромe ея причудъ и фантазiй еще кое-что имeется. (Саламатину). — Просто васъ надо было прогнать. — Меня прогнать не такъ-то просто. (сидитъ рядомъ съ Арiадной, очень встревоженно). — Да какъ… это все? — Мы возвращались… совсeмъ и не быстро… — У ней и прiемъ не тотъ, руки не сильны. Машина виляетъ. Чортъ знаетъ что! — Да вы… вы сами, убирайтесь вы! (Вся дрожитъ отъ гнeва.) Я васъ и не просила со мной eхать. Машина генералова. — Что-жъ, наскочили на кого? — Просто домой возвращались, и на шоссе, на поворотe, я не разсчитала, не успeла. Автомобиль въ канаву… но мы цeлы… только ушиблись.(окружающимъ). — Нeтъ, вы понимаете, я, какъ спортсменъ, я долженъ протестовать противъ подобнаго отношенiя къ дeлу. — Охъ, эти мнe спортсмены. — Ну, ну, Арiадночка, ты мнe потомъ спокойнeе разскажешь. А то дeла мои… (Уходитъ.) — Алексeй Николаевичъ, вы со мной дерзки. — Не знаю, кто дерзокъ… — А я знаю. И не хочу съ вами разговаривать. — Ахъ, пожалуйста… (Быстро уходитъ.) — Мальчишка! Туда же! — Называется, Арiадна распалилась.(вдругъ устало). — Ахъ, оставь, Лапа. Право, ну что это такое…. — Да… ничего. Вотъ и шумъ вышелъ. (Арiаднe.) Хорошо еще, ножку себe не зашибли. А то недeльки бы двe похромали… какъ лошадка закованная. (Полежаеву.) Такъ какъ же насчетъ шестереньки? Стало быть, къ вашему приказчику? — Конечно, конечно. — Такъ-съ. А засимъ, мое почтенiе. (Подаетъ Арiаднe руку.) Всякихъ благъ. (Отходя, какъ бы про себя.) Я и номерокъ помню… сто семьдесятъ,