Ариадна

 — Это глупо. Варили и варили. Ничего интереснаго.

 — Полоумiе! Нeтъ, позвольте, почему же по утрамъ, когда я прохожу подъ окномъ, гдe вы спите, то снимаю шляпу, и кланяюсь, съ идiотическимъ видомъ? И въ душe у меня звонъ въ колокола?

(свиститъ, какъ мальчишка, сквозь зубы). — «Честь имeю васъ поздравить со днемъ вашихъ именинъ».

 — Начинаетъ разводить.

 — Хорошо, другъ мой, я васъ понимаю. Я сама такая же шальная, когда влюблена.

 — Вы и сейчасъ влюблены. Въ кого? Въ кого вы влюблены?

 — Oh-la-la!

 — Свистите, острите, издeвайтесь сколько угодно, запускайте французскiя слова, все равно, вы такъ же очаровательны и знаете это, и, какъ настоящей женщинe, вамъ нравится, что около васъ человeкъ пропадаетъ.

 — И вовсе не очень нравится.

(рeзко). — Отъ кого письма получаете? Почему все время…

(спокойно). — Отъ друга.

 — Да, ну…

 — И какъ допрашиваетъ строго! Прямо помeщикъ съ темпераментомъ.

(глухо). — Глупо, до предeла. Разумeется, какъ болванъ себя веду. (Помолчавъ). Въ Москвe вы будете разсказывать прiятельницамъ, какъ лeтомъ въ васъ влюбился мужланъ и приревновалъ… ха… скажите, пожалуйста, какой чудакъ! Комическая фигура…

 — Ничего не буду разсказывать. Совершенно не буду.

 — Во всякомъ случаe, должны. Да и правда, смeшно. Жилъ-былъ человeкъ. Попробовалъ то, другое, женился на скромной дeвушкe, поповнe…

 — Только не впадайте въ сантиментальное восхваленiе жены…

 — Получилъ крошечное имeньице, и погрузился въ молочное хозяйство, въ жмыхи, сeялки, клевера.

 — И преуспeлъ.

 — Преуспeлъ.

 — Нивы его стали тучны, овцы златорунны. Житницы…

 — Все перебиваете.

 — И вотъ предстала предъ нимъ дeва изъ земли Ханаанской, собою худа и плясовица, и многимъ прельщенiемъ надeлена. Онъ же захотe преспать съ нею. Однимъ словомъ… ну, дальше я не умeю. Только ничего не вышло. Лишь себe напортилъ.

 — Вотъ именно. А она укатила, все такая же счастливая, веселая.

 — Ошибка! Она уeхала, и все попрежнему не знала… одного не знала…

(кротко). — Кого бы еще въ себя влюбить.

(смотритъ на него внимательно и какъ бы съ грустью.) — Она не знала, любитъ ее другъ, или не любитъ?

 — Конечно, любитъ.

(совсeмъ тихо.) — А она сомнeвалась. И все острила, все дурила…

 — Она была… прелестная.

Входитъ Дарья Михайловна.

раскраснeлась отъ варки варенья, голова повязана платочкомъ, сверхъ платья передникъ. Въ рукахъ держитъ блюдечко). — А вы-таки сбeжали, Татьяна Андреевна. Не дождались вишенъ, да и крыжовникъ безъ васъ дошелъ. Боялись, что пожелтeетъ. А видите, какъ прелесть. Смотри, Сережа, прямо зеленый, точно сейчасъ съ вeтки. (Протягиваетъ блюдце съ горячимъ еще вареньемъ.)

 — Зам-мeчательно!

(беретъ ложечку). — Я люблю сладости. Можно?

 — Пожалуйста.

Лапинская быстро и ловко смахиваетъ въ ротъ все варенье.

(смeется). — Только мы его и видeли. Ничего не оставила?

 — Что жъ на него смотрeть.

 — Цо-ппъ! И пустое блюдечко.

 — Какъ ты странно говоришь. Будто упрекаешь Татьяну Андреевну. Я затeмъ и принесла, чтобы пробовали.

 — Да, странно. Конечно, странно. (Смотритъ въ сторону.)

(садится). — Тутъ такое мeсто красивое, посидeла бы, да некогда. Мужики говорятъ, нынче молодого сада не выкосить. Трава буйна. И понятно, просятъ еще водки. (Игумновъ молчитъ.) Да, забыла тебe сказать: заeзжали изъ лавки, отъ Сапожкова, въ среду теленка рeжутъ, предлагаютъ телятины. Что жъ, по-твоему, взять?

(не сразу). — Какъ знаешь.

 — Теленокъ хорошiй, поеный. Это ужъ я знаю. А у Аносова опять Богъ знаетъ что дадутъ. Какъ ты посовeтуешь? (Игумновъ молчитъ.) Сережа, ты слышишь?

 — Слышу.

 — Ну что жъ, вамъ русскимъ языкомъ говорятъ, брать у Сапожкова или нeтъ?

(рeзко встаетъ). — Да ну ихъ къ чорту, всeхъ вашихъ Сапожковыхъ, Телятниковыхъ, Собачниковыхъ.

 — Чего же ты…

 — Мнe это надоeло. Понятно? Смертельно надоeло. Покупайте телятину, баранину, свинину, я пальцемъ не пошевельну. (Уходитъ.)

 — Разсердился! Что такое? (Смущенно.) Правда, какой нервный сталъ. Изъ-за пустяка вспыхиваетъ…

 — Эти великiе визири всe такiе.

 — Какiе визири?

 — Ну, мужья. Воли много забрали.

 — У Сережи, правда, характеръ горячiй, но всегда онъ былъ добръ со мной. А послeднее время… Такъ непрiятно. Ему будто все скучно, апатiя какая-то. Говоритъ, мы здeсь страшно опустились.

 — Всe они жалкiя слова говорятъ.

 — Конечно, здeсь не столица… И многаго ему нехватаетъ. Онъ очень музыку любитъ… Теперь его интересуетъ новые танцы, вотъ, какъ вы танцуете.

 — Наши танцы всe ф-ф, мыльный пузырь.

 — Я его даже понимаю. Да что подeлать? Мы не можемъ жить въ городe.

Входятъ Машинъ и Полежаевъ.