Ариадна

(въ бeломъ жилетe, невысокiй, полный. Видимо, выпилъ. Лицо красное, усы нeсколько взбиты). — Кабинетъ! Это хозяинъ, генералъ, барышня… забылъ, какъ звать, но представленъ. (Неожиданно низко кланяется Лапинской.) Еще разъ! На всякiй случай. (Полежаеву.) Въ поискахъ за содовой. Тамъ, это, знаете, бенедиктинчики, мараскинчики… Ну, и Арiадна Николаевна старается — гостепрiимная хозяюшка у васъ, вполнe такая привeтливая. Да. Сейчасъ и всe сюда идутъ, просятъ Анну Гавриловну спeть… а-а… съ гитарой, цыганщину всякую.

(указывая на дверь). — Пожалуйста въ столовую. Вамъ дадутъ.

 — Па-акорнeйше благодарю! Па-акорнeйше. (Идетъ къ двери, про себя вполголоса.) Тамъ, это, мараскинчики, бенедиктинчики…

 — Вотъ вамъ и россiйская фигура-съ. Потомъ впадетъ въ умиленiе, будетъ каяться во грeхахъ… и попроситъ взаймы.

 — Россiйская. Что касается грeховъ, то каяться въ нихъ… разумeется, не въ пьяномъ видe, можетъ быть, и не такъ ужъ плохо.

Изъ той же двери, что и Перелeшинъ, входятъ съ балкона Арiадна, полуобнявъ высокую, сухощавую Анну Гавриловну, въ рукахъ у той гитара; Саламатинъ, Игумновъ, Машинъ.

(Полежаеву.) — Меня пeть просятъ. Да ужъ какой мой голосъ.

 — Знаю, какой. Сюда, на диванъ. (Звонитъ.) Дадутъ намъ кофе, вина.

 — Всетаки стeсняюсь. Да, можетъ, и не въ этой комнатe… (Осматривается.) Тутъ кабинетъ. Все книги.

 — Нынче мое рожденье. Что хочу, то и дeлаю.

(Аннe Гавриловнe.) — Нeтъ, пожалуйста. Я очень радъ.

 — Вы видите, онъ радъ. Онъ всегда отъ чего-нибудь въ восторгe.

 — Я, дeйствительно, радъ, что будутъ пeть… но сказать, чтобы я всегда… (Пожимаетъ плечами).

 — Виновата!

Всe садятся на огромный диванъ, гдe Лапинская устроилась съ ногами.

Въ центрe Анна Гавриловна.

 — Стоп-пъ! (Дeлаетъ руками рупоръ, кричитъ.) Арiадна, заднiй ходъ!

 — Обидeла поэтическую натуру! Par-rdon. (Вносятъ кофе, вино. Арiадна наливаетъ себe.) Я, генералъ, кажется, васъ шокировала тогда… ну, собою, всeмъ своимъ видомъ и дурнымъ поведенiемъ. Пожалуй, и сейчасъ шокирую. Извините. Но, все равно, выпью.

 — А-а, кромe удовольствiя ничего мнe не доставляли.

(Машину.) — Дяденька, Иванъ Иванычъ, сядьте ко мнe поближе.

(беретъ стулъ, придвигаетъ его къ краю дивана). — А вы что же нынче… не тово, не щебечете?

 — Это птицы щебечутъ, а ужъ мы просто разговариваемъ.

 — Я понимаю, да вeдь такъ… какъ вы барышня… и выразился.

 — Голубчикъ, Иванъ Иванычъ. По-старинному, съ изяществомъ!

 — Вниманiе, господа.

Анна Гавриловна, аккомпанируя себe на гитарe, начинаетъ цыганскiй романсъ. У нея голосъ небольшой, низкiй, но прiятный. Въ срединe романса прiотворяется дверь изъ залы. Тамъ стоитъ Перелeшинъ, слегка дирижируетъ. Онъ очень увлеченъ, и вполнe серьезенъ. По окончанiи — аплодисменты.

(тоже аплодируя). — Ручку! (Подходитъ). Старый цыганъ Илья привeтствуетъ. (Цeлуетъ руку Аннe Гавриловнe). Эхъ, Москва, голубушка, Яръ, Стрeльна. Что деньжищъ! ахъ, что деньжищъ!

 — Вы вeдь сами поете?

 — Масло, молочишко изъ имeнiя — все тамъ осталось… Векселишки, то-се… А теперь не пою. Былъ голосъ, но до свиданiя. Меццо-сопрано пропит-то… Тамъ мараскинчики, бенедиктинчики…

(Аннe Гавриловнe.) — Еще спойте!

 — Вотъ, напримeръ: «Мой костеръ въ туманe свeтитъ».

 — Гадость!

 — Не нравится? Виноватъ. (Наливаетъ себe ликеру.) Своихъ ошибокъ не скрываю. (Пьетъ.) И не стыжусь. Виноватъ.

 — Я спою романсъ. (Задумчиво.) Давно, когда еще я моложе была, меня научилъ, т. е. при мнe пeлъ, одинъ мой знакомый. Тоже помeщикъ.

Беретъ гитару и начинаетъ. Перелeшинъ опять слегка дирижируетъ. Въ комнатe очень тихо. Романсъ кончается словами: «Когда-бъ я смeлъ, когда бы могъ я умереть у милыхъ ногъ». Окончивъ, Анна Гавриловна быстро встаетъ и выпиваетъ рюмку коньяку.

Никто не аплодируетъ.

 — Очень мило, хотя и… раздирательно. (Слегка похлопываетъ въ ладоши.)

 — Сказать правду, меня эта вещь волнуетъ.

(Машину.) — Дяденька, отчего такъ жалостно?

 — А… да… вы, какъ барышня.

 — Цыганщина проклятая! (Ударяетъ кулакомъ по ручкe дивана.) Возьму, и зареву сейчасъ. На весь домъ.

 — А! Вотъ мы какъ.

 — Да, такъ и такъ, господинъ Игумновъ, Сергeй Петровичъ.

 — Чушь это все. (Передразнивая) «И умереть у милыхъ ногъ». Скажите, пожалуйста. (Рeзко). Сказки, басни! Никто ни у чьихъ ногъ не умираетъ. Необыкновенно изящно, поэтически: прiйти — и тутъ же умереть, у самыхъ ногъ. Ахъ, все это вранье. Кто дeйствительно хочетъ умереть… (Замолкаетъ.) Да и чортъ съ ней, съ любовью. Все навыдумали. Ничего нeтъ.

 — Ар-рiядна, не завирайся.

 — Молчи, Лапа. Ты дeвченка.

 — Не такъ, чтобы очень.