Первая предвыборная речь Ариэля Шарона была туманной и полна загадок. Сводилась она к тому, что он собирается самым жестким образом бороться с палестинским террором, но одновременно ради достижения мира готов на некие «болезненные уступки» со стороны Израиля. Но особого впечатления на сторонников левого лагеря заявление о готовности к «болезенным уступкам» не произвело, зато вызвало серьезную обеспокоенность у израильских правых. И на одной из встреч Шарона с еврейскими поселенцами последние потребовали объяснений, что именно он имеет в виду под «болезненными уступками».
— Любое отступление из части территории Эрец-Исраэль является уступкой арабам и те отступления, на которые мы уже пошли, вызывают у меня боль, — не смутившись, объяснил Шарон. — Тем не менее, я согласен пойти на них, если они принесут мир. Я не собираюсь возвращаться в оставленные нами Газу, Дженин, Рамаллу, Туль-Карем. Но я намерен сохранить за Израилем ту часть Эрец-Исраэль, которая находится сегодня под нашим контролем.
Это объяснение было принято и несколько смягчило еврейских поселенцев, составлявших значительную часть потенциальных избирателей Шарона.
Между тем, в пропагандистском предвыборном штабе Ариэля Шарона, которым руководили Артур Финкельштейн и Реувен
Адлер, ломали голову над тем, как привлечь к Шарону голоса израильских левых и, одновременно, не оттолкнуть от него правые и религиозные круги — словом, как сделать так, чтобы Шарон оказался в самом центре национального консенсуса израильского общества и набрал максимальное число голосов.Для того чтобы достигнуть этой цели не только интуитивно, но и с помощью холодного политического расчета, Артур Финкельштейн разработал специальную «социологическую линейку» состоящую из пяти делений. Первое деление на этой лине йке обозначало принадлежность политика к леворадикальному лагерю, пятое — к праворадикальному. Национальный консенсус, таким образом, согласно этой линейке располагался на отметке 2.5.
Затем, разработав критерии, по которым израильское общество определяет, кто является правым, а кто левым, Адлер и Финкельштейн стали каждую неделю заказывать секретные опросы общественного мнения, позволявшие определить, какое место в глазах общества на «линейке Финкельштейна» занимает Ариэль Шарон.
Первый такой опрос был проведен 19 декабря, и поверг сотрудников пропагандистского штаба в уныние: показатель Арика составил 4.7, то есть в глазах большинства израильтян он находился почти на самом краю правого лагеря. Исходя из этого и были разработаны главные предвыборные лозунги, главным словом в которых стало слово «мир»: «Только Шарон принесет мир», «Я верю в мир, который принесет Шарон» и «Я верю в безопасность, которую принесет Шарон». Первые два лозунга были явно адресованы тем, кто считал, что для обуздания террора нужно добиться мира с палестинцами, второй — для тех, кто был убежден, что главное — вернуть стране безопасность, а каким образом это будет сделано, совершенно неважно — пусть даже и путем полного уничтожения палестинцев.
Сама предвыборная
кампания Ариэля Шарона была построена таким образом, чтобы каждый мог найти в ней ответ на свои чаяния.Сторонников продолжения мирного процесса предвыборные листовки и брошюры «Ликуда» убеждали в том, что Эхуд Барак не смог договориться с палестинцами потому, что ему не хватало политического опыта, и он вообще не умеет правильно разговаривать с арабами. Шарон же хорошо знает арабскую ментальность, а потому сумеет говорить с ними так
, что между обеими сторонами возникнет взаимопонимание — как некогда возникло взаимопонимание и даже личная дружба между ним и Анваром Садатом, а затем и одним из самых близких к Ясеру Арафату людей Абу-Мазеном.Тем, кто считал, что с арабами вообще не о чем разговаривать и нужно утопить террористов в их собственной крови, напоминали, в свою очередь о том, как тот же Ариэль Шарон произвел зачистку Газы от террористов. Той части общества, которая была убеждена, что Израиль должен любой ценой сохранить за собой свои исторические земли, напоминали о том, что именно Ариэль Шарон всегда был страстным сторонником строительства поселений на этих землях и не менее страстным противником Норвежских соглашений, предусматривающих их передачу палестинцам…
Сам Шарон в своих тщательно продуманных все пропагандистским штабом выступлениях также
говорил о своей готовности к диалогу, к «болезненным уступкам» и при этом добавлял, что не пойдет ни на какие компромиссы в том, что касается борьбы с террором, не допустит создания палестинского государства и не отдаст врагу ни пяди родной земли.Да, безусловно, это была политическая демагогия, но политическая демагогия самой высокой пробы, выстроенная настолько логично, что Шарона было чрезвычайно трудно поймать на ее противоречиях.