— Я по-прежнему надеюсь на мирное урегулирование конфликта с палестинцами, я готов сделать все для этого урегулирования, но мир нельзя заключить в одностороннем порядке, как нельзя заключить его с теми, кто избрал путь террора… Как человек, прошедший через все арабо-израильские войны, — продолжил Шарон, — я больше, чем кто-либо другой мечтаю о мире и готов в любое время, в любой точке планеты встретиться с арабскими лидерами для того, чтобы начать мирные переговоры. Я готов пойти в ходе этих переговоров на весьма болезненные для Израиля и еврейского народа уступки, но, как и любые переговоры, израильско-арабский диалог должен начаться без каких-либо предварительных условий с какой бы то ни было стороны. Одновременно я хочу обратиться к европейским странам, намеревавшимся ввести экономические санкции против Израиля. Они должны понять, что пришло время отказаться от принципа «двойной бухгалтерии»: нельзя с одной стороны вести войну против террора, а с другой — поддерживать тех, кто сеет этот террор, кто приводит к новым и новым его жертвам. Мы ждем от Европы однозначного осуждения палестинского терроризма и введения экономических санкций против террористов.
И, наконец, в заключение, Шарон обратился к израильскому народу.
— К сожалению, — сказал он, — я не могу обещать вам, что будет легко, что нам не предстоит пройти через новые потери. Но я думаю, мы находимся на верном пути, и нам сейчас крайне важно сохранить единство нашего народа.
Но полного национального единства, о котором мечтал Шарон, как раз в Израиле не было: леворадикальные организации, включая партию «Мерец», продолжали называть Шарона «военным преступником», выступали в защиту Арафата и вели с ним закулисные переговоры. Все это, вне сомнения, ослабляло позицию Израиля на международной арене. «Смотрите, — говорили в мире: есть и хорошие евреи, готовые договариваться с Арафатом и не обращать внимания на террор…»
Тем не менее, операция «Защитная стена» продолжалась, и к 8 апреля под контролем террористических организаций оставался только Дженин и прилегающие к нему лагеря беженцев.
Автору этих строк удалось побывать в Дженине в 1994 году — когда туда возили группу русскоязычных журналистов, чтобы показать те ужасающие условия, в которых живут палестинцы. Честно говоря, ужаснуться там можно было только одному — грязи, царившей на улицах. Все остальное не ужасало: вполне нормальные, очень основательно построенные одно-, двух- и трехэтажные дома, по-восточному тесно прилегающие друг к другу, но с просторными внутренними двориками и большими комнатами.
— А представляешь, каково воевать на этих улицах? — бросил тогда один из моих попутчиков.
Я представил — и меня обдало ледяной волной страха. Воевать здесь было действительно страшно: узкие переулочки, входы и выходы из которых могут знать только местные жители, запутанные лабиринты комнат внутри домов, построенных так, что практически из любой комнаты открывается вид на внутренний дворик…
Думал ли я тогда, что вставший в моем воображении кошмар станет реальностью весной 2002 года?!
То, что в бои в Дженине окажутся необычайно тяжелыми, было ясно с самого начала. И не Рамалла, как обещал Арафат, а Дженин должен был стать для палестинцев их Сталинградом: почти все дома и улицы города были заминированы, причем участие в подготовке к обороне Дженина принимали женщины и дети,
Наступательные бои внутри любого населенного пункта всегда самые тяжелые. Но бои здесь, на незнакомой, запутанной местности, где почти повсюду можно устроить хитроумную ловушку для отделения, а то и взвода — дело вообще безнадежное. Воюя в 2001 году в Афганистане, американцы не утруждали себя входом в подобные деревни и города, предпочитая просто стирать их с лица земли при помощи тяжелых бомбардировщиков. Российская армия в Чечне тоже никогда не входила во враждебные населенные пункты без соответствующей артподготовки и ударов с воздуха. Но Израиль решил остаться верен своему обещанию всячески избегать жертв среди мирного населении. И потому до 9 апреля танки в ходе боев в Дженине не применялись. Израильские солдаты двигались от одного двора к другому, из дома в дом — несколько солдат оставались стоять у дверей дома в качестве прикрытия, а еще несколько заходили в дом для обыска и ареста террориста. В случае если в доме по ним никто не стрелял, всем его обитателям гарантировалась жизнь. Закончив обыск в одном доме, солдаты переходили ко второму, затем к третьему и т. д.