Ко всем своим детям она умудрилась протянуть невидимые при дневном свете лунные ниточки, прочнее которых мог оказаться лишь канат, протянутый между жизнью и смертью. Когда дети хотели сделать какой-нибудь шаг в незапланированную Графиней сторону, взлететь выше установленной для них Графиней высоты, опуститься на полюбившуюся им, а не ей, глубину в чащу кораллов, старуха моментально дергала за нить и принималась наматывать ее на кулак. Откуда только силы брались в этом изможденном долгим лежанием на ложе воспоминаний теле! Нечеловеческая мощь тянула плачущих детей домой, протаскивая по камням и степным колючкам, отчего на коленках, спинах и животах графских отпрысков появлялись царапины и кровоточащие раны. Они усаживались вокруг раскладушки, делали вид, что заботливо поправляют крахмаленые простыни, а сами утирали слезы бессилия и шептали: «Господи, когда же мы будем свободны ?!». Для их освобождения существовало лишь одно условие — смерть Графини. И об этом знали все, даже сама Графиня. Но она жила, ибо питалась самой сытной пищей — Собственным Духом Противоречия. Когда на экране показывали, какие похороны закатил ирландец Бона из группы U-2 своему старику — черные лимузины, горы белых лилий… — когда дети Графини услышали его слова: Надо беречь своих больных стариков», они вслух согласились с ним, потому что произнесенное слышала и их мучительница и зорко следила за реакцией своих пленников. Но в душе каждый из графских детей спросил ирландца: «А ты сам-то выносил дурно пахнущие горшки за своим отцом? Нет, это делали сиделки. А ты-то сам терпел его истерики? Нет это сиделки получали по лицу описанными твоим папашкой пеленками. А мог бы ты, красавец, спеть хотя бы одну ноту, если бы твой отец перехватил твое горло прочной лунной нитью, привязанной к его худой птичьей лапке?! И тянул бы, тянул, затягивал?».
Было сожжено 669 веников Графини, прежде чем великий строительный проект удался, и тоталитарно-вызывающая Лестница-Штопор предстала перед изумленным взором обитателей Башни. Десятки ступеней со страшным скрипом сделали попытку ввинтиться в небо. Но лестница пошла не вверх, а начала ввинчиваться вниз, в землю. Левый и правый фланги Башни принялись медленно подниматься, а сама Башня — складываться, проваливаясь точно посередине. Цыганки, визжа, повисли в воздухе, ухватившись за вырванные с корнем из земли стояки газопровода, удерживаясь в воздушных потоках благодаря своим многочисленным разноцветным юбкам и откупаясь от воспрянувших духом кровожадных ворон золотыми монистами… «Веник! Жгите веник!!!» — закричала Графиня, срываясь с раскладушки и разбрасывая простыни. Так — случайно — она выпустила все лунные нити из своих рук. И тут Башня с диким грохотом сложилась вдвое. Рухнула Башня.
Остался лишь фонтан с несколькими случайно выжившими золотыми рыбками, которых цыганки своровали и спрятали в карманы своих грязных фартуков. Глупые рыбки принялись трудолюбиво открывать рты, пытаясь все еще передать доверенный им message в пустоту.
Уцелели и здоровенные мраморные шары при въезде на территорию… Через несколько поколении освободившихся детей Графини эти шары украдут ночью ушлые голодные дядьки в телогрейках, а кладбищенские скульпторы изваяют из них двух плачущих ангелов. Ангелов под звуки похоронного оркестра, уставшего от ханжеского минора, установят на могилах бывшего сотрудника Комитета Башенной Безопасности, после крушения переквалифицировавшегося в профессора божественных откровений, и его тишайшей супруги безимени-и-фамилии, некогда работавшей на Центральное Управление Псевдоразумом по ту сторону Океана. После каждого дождя внучка-разведчица, ярая путинистка, будет находить у ног каждого ангела по трепещущей золотой рыбке — на губах у рыбки так и останется непрочитанным Спасительное для Башни Слово.
Но все-таки!
Сюжет №1
Иногда, когда слова отказываются складываться во фразы, я пробую музыку на вкус. Эта сочиненная Полковником Терентьевым песня сначала показалась терпкой… Даже скулы свело, словно я съела за один присест килограмм хурмы.
Прошло минут пятнадцать, и во рту остался привкус абрикосовых косточек — качественный ликер «Амаретто», не контрабандный, а «родной». Или – синильная кислота.
Видение мандрагоры, пускающей корни к центру Земли. Вслед за ним появляется тень Отшельника 9-й карты Таро, с тенью фонаря в тени руки. Отшельник слоняется по всем измерениям, после того как «арийцы» перестали исполнять песню во славу его на концертах, и в каждом измерении жалуется соответствующим мойрам на свою горькую судьбину. Одна мойра – в косухе с плеча Рыжебородого Эрика, вторая — в омоновском камуфляже, а третья — в чем мать родила. Загорает.