Ария Маргариты

… Мое воображение опять снимало короткометражный и совершенно не бюджетный фильм. Старая мечта со злобным упорством подставляла подножку: когда-то, после окончания 8-го класса, мне ужасно хотелось найти ту школу, в которой обучали бы кинооператорскому мастерству. Я вбила себе в голову, что такое учебное заведение непременно должно находиться в районе киностудии «Мосфильм». Ничего и никого, кроме Александра Борисовича Градского (певца, поэта & композитора и пр., и пр.) я в том районе не нашла. Градский в ту пору щеголял в вытертых до неприличия на коленях вельветовых самопальных портках, в черном вытянутом свитере с продранными локтями, отчаянно ругался матом на всех, включая свою родную бабушку — бабу Розу. Старушка отвечала внуку тем же, по мере возможности кормила котлетами ораву оглоедов — музыкантов и по совместительству выполняла функцию директора сашкиной группы «Скоморохи».

— Сто рублей — таки, и «Скоморохи» будут! — с характерным акцентом заявляла баба Роза телефонной трубке. Закаленная в словесных и жизненных битвах с талантливым внуком старушка, между прочим, дожила до 103 лет, и до последнего дня сохраняла ясность ума. Да будет земля ей пухом… Итак, с кинооператорством ничего не получилось, и с тех пор я прокручиваю все свои фильмы в голове, выступая и за режиссера, и за оператора, а главное — за сценариста.

Представьте себе, что вы смотрите фрагменты фильма.

Большая комната. На стенах выведенные нетвердой рукой надписи «We fuck them all!», «Harley forever!», «It's road to hell». Ни прихожей, ни коридора — дверь открывается сразу на улицу, выбрасывая в уличный поток содержимое комнаты. У стены — пара мотоциклов. По комнате слоняется украшенный паутиной татуировок детина-байкер в джинсовой куртке с оторванными рукавами, в промасленных «Ливайсах». Он совсем не похож на сусальных красавчиков, которых так любят показывать в клипах на песни о прОклятых мотоциклистах. Довольно рядовая физиономия, с парой уродующих щеку шрамов.

— Я бы пошел за сигаретами… — полувопросительно, полуутвердительно произносит в никуда детина, которого дружки давно зовут «Безумным Ангелом». В перерывах между драками в пивнушках, мотопробегами и возней с мотоциклом он любит вырезать из папиросной бумаги и серебристой фольги ангелочков. Вырезает, соединяет их ниткой, протыкая фигурки в районе не существующего у ангелов пупка, и украшает ими свою комнату. Старые и свежевырезанные крылатые дебилики висят во всех углах, свешиваются со случайно, по пьянке, вбитых гвоздей, иногда воровато шуршат под ногами…

— Я бы пошел за сигаретами, — нараспев повторяет Ангел, бросая взгляд на надувной матрац, где похрапывает его подружка — Бешеная Валентина, укротившая за свою недолгую 18-летнюю жизнь не

одну дюжину мужиков и байков. «Бешеная» и «Безумный» — чем не Ева и Адам нашего времени?

Валентина наотрез отказывается вставить зубы — два передних она вышибла в очередной аварии. «Плеваться удобнее, — объясняет она подружкам — поповерткам свое странное нежелание вернуть привлекательность постоянно улыбающейся пасти, — а потом я так протестую против обезличивающего человека американского образа жизни, нах*** посылаю этих худосочных телок с фарфоровыми клацалками!»

Она ни за что не отпустила бы Безумного Ангела, если бы не спала глубоким благодатным сном праведницы. В прошлый раз Ангел вышел за чипсами на угол, и проболтался неизвестно где месяца три…

(Примечание: моими представителями в издательстве принимаются любые продолжения начатой истории, придуманные героическими людьми, читающими сей труд.)

Мелодия у Дубинина была настолько романтической и пронимающей до печенок, что, естественно, не сочеталась с реальностью сурового байкеровского бытия. Получалось нечто слезовыжимательное. То, что вы сейчас прочитаете, можно считать простой разминкой пальцев хреновой пианистки перед неизбежным исполнением второго концерта для фортепьяно с оркестром Сергея Рахманинова (гения).

ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ