Арийский миф в современном мире

Позиции «мягкого неоязычества» разделяла петербургская национал-патриотическая газета «Россиянин». В 1995 г. она организовала на своих страницах дискуссию об «исконных духовных ценностях» русского народа. Дискуссию начал краснодарский автор С. Кузнецов, который полностью отверг христианство как «религию завоевателей», отождествил христианскую символику с «иудейской» и призвал вернуться к языческим представлениям. Для этого он даже предложил учредить фонд по восстановлению «истинной древнеславянской веры» (Кузнецов 1995). В ответ ему писатель А. Канавщиков возразил, что христианство органически выросло из русского язычества. Поэтому оно якобы было изначально понятно русскому народу, который поэтому и принял его без сопротивления. Канавщиков утверждал, что «по большому счету всякий русский язычник (если он именно русский по духу и крови) – протохристианин» (Канавщиков 1995). Подводя итоги этой дискуссии, газета, симпатизирующая неоязычеству, дала понять, что нация много важнее каких-либо религиозных споров. Устами В. Петруничева газета заявила, что, каким бы неоднозначным ни казался переход от язычества к христианству, нация сумела себя сохранить, и это главное (Петруничев 1995). В том же духе эту тему развивала и ориентированная на силовые структуры газета «Народная защита», видевшая большие преимущества Русской православной церкви перед западным христианством в том, что первая является «проязыченной», то есть сохранившей языческое начало, а следовательно, и ведущей Россию по особому «антииудейскому» пути (Комаров 1995).

Для руководителей Народной национальной партии приоритетной целью поначалу являлось объединение всех русских людей независимо от вероисповедания. Поэтому они конструировали «Русскую веру», якобы состоящую из таких компонентов, как Православие нового обряда (Московская патриархия), Православие старого обряда (старообрядцы, поморы) и Православие исконного обряда (русские язычники). Одновременно эта «Русская вера» противопоставлялась «западным христианским сектам», которые, по утверждению лидеров партии, никакого отношения к ней не имели. Все делалось для того, чтобы свести к минимуму различия между православием и язычеством; они рассматривались как ветви и корни одного мощного древа. Мало того, термин «православие» вообще отрывался от христианства и интерпретировался как «Правь славим», где под Правью понимался небесный мир богов, или рай. С этой точки зрения, принятие христианства мало что изменило в русской духовности; название же веры вообще не изменилось (Попов 1998). На этой основе делалась попытка заключить некий «пакт о взаимном ненападении» между русскими радикалами языческого и православного толка (Тулаев 1997б).

Решая проблему христианства, русские неоязычники прибегают и к другому приему, противопоставляя ему русское народное православие, якобы сохранившее «здоровую языческую основу» и отвергнувшее присущие христианству «семитские черты». Такой подход характерен для культурного центра «Вятичи». В этом ему видится залог того, что русские сумеют вернуться на верный исторический путь, с которого их пыталось сбить христианство (Сперанский и др. 1997: 19).

В конце 1990-х гг. у неоязычников наметился еще один подход к решению проблемы соотношения славянского язычества и христианства. Некоторые из них выказали склонность называть древнюю «русскую веру» «древлеправославием», включать в нее старообрядчество и связывать крушение этой «древней ведической религии» с деятельностью Петра I или династией Романовых в целом. Вот почему, выйдя из заключения, неудачливый бывший лидер Национально-республиканской партии Н. Лысенко объявил о своей склонности к старообрядчеству (Осипов 1997). В том же духе православную религию одно время понимали А. Дугин, А. Баркашов и ряд других лидеров или идеологов русских радикальных движений, склонных к неоязычеству.

Смысл этого раскрывал Доброслав: «Старообрядчество, внешне проявившееся как движение против церковных нововведений, было, по сути, бессознательной попыткой сохранения тех пережитков дохристианских воззрений и обрядов, что таились в народе под личиной казенного православия» (Доброслав 1995б: 4). Неоязычник Велеслав прославляет протопопа Аввакума, восставшего против Антихриста (Черкасов 1998: 45). А вот какой позиции придерживался, например, Е. М. Луговой, бывший фотограф, а затем главный редактор «культурно-просветительной газеты» «Советы Бабы Яги», пропагандировавшей магию, неоязыческие идеи и народную медицину. Он считал себя старообрядцем, но при этом объявлял о своей полной толерантности в отношении «христианства, язычества и других конфессий». «Я за синтез всех конфессий», – заявлял он (Луговой 1996б: 4). В то же время при всей заявленной толерантности назывались и враги староверов – чужеземцы (будь то иезуиты, магометане и пр.), силой или обманом устанавливавшие на Руси свои порядки. И Луговой заявлял: «История староверов неразрывно связана с борьбой народа с ненавистным крепостничеством за свободу» (Мы 1996).