Арина

В этот час на больничном дворе было совсем безлюдно, что Дмитрия не удивило, он знал, больным по утрам гулять некогда. Сейчас они на завтраке, потом начнется врачебный обход, во время которого им надо обязательно лежать в постели. А после обхода кого пошлют на рентген, кого отправят на процедуры, кому придется не меньше часа томиться в ожидании консультации профессора. Лишь незадолго до обеда они выйдут на этот зеленый двор, в примыкающий к нему старинный парк и будут бродить там вдоль аллей, рассказывая один другому все о том же самом, о своей болезни. Дмитрий подумал, что половина всех болезней, пожалуй, отпала бы сама собой, если б человек мог о них напрочь забывать. Конечно, со временем ученые сумеют переключать мысли больных, отвлекать их от этих подтачивающих силы дум, тогда и лечить людей будет гораздо проще.

У парадного крыльца больницы, над которым выступал козырек-навес с декоративными завитушками по закрайкам, Дмитрий встретил застенчивую Наташу Астахову. Он ценил эту хирургическую сестру за ее доброту к больным, за безукоризненную точность во время операции. С ней всегда легко было работать, она как бы заранее угадывала намерение хирурга, в любую секунду знала, какой подать инструмент, какой препарат. И Дмитрию, не верившему ни в какие приметы, все же приятно было, что с утра сегодня он первую увидел именно Астахову.

— Дмитрий Тимофеевич, вы всегда минута в минуту!.. — удивилась Наташа, как обычно краснея. — Ну что за точный вы человек!.. Хоть бы раз немножко опоздали…

— Это моя слабость, Наташа, не могу иначе… Такой уж я чудак-рыбак, — усмехнулся Дмитрий.

— Вы, наверное, какой-нибудь королевский отпрыск… — пошутила Астахова. — Говорят, точность — вежливость королей…

— На мое счастье, в России таковых не было. А наши императоры, кажется, не всегда отличались точностью.

Перед самой дверью Наташа приблизилась к нему, совсем тихо, с тревогой в голосе спросила:

— Скажите, а это правда, будто Дорохина из десятой палаты не хочет, чтоб вы ей делали операцию?

— Совсем наоборот, она ее ждет не дождется, — не задумываясь, ответил Дмитрий. — Да и какой резон?.. Операция не опасная, можно считать, пустяковая. Организм у этой женщины абсолютно крепкий, никаких сопутствующих болезней у нее не обнаружено…

— Нет, вы не поняли. Я слышала, она от вас отказывается… Просит, чтоб ее Калинцев оперировал.

Дмитрий на минуту задумался, ломая широкие, как у отца, брови. Что за чертовщина такая?.. Видно, это недоразумение. Почему она вдруг отказывается?.. И как Калинцев станет ее оперировать, когда он уже второй месяц лечит Дорохину, провел почти всю необходимую подготовку к операции?..

— Этого не может быть, Наташа, — уверенно сказал Дмитрий. — Правда, меня тут два дня не было в больнице, но все равно… Впрочем, ладно, сегодня выясню. — И он придержал дверь парадной, пропуская Астахову вперед.

В девять пятнадцать все врачи сошлись в ординаторскую, где в это время каждый день устраивалась пятиминутка. Поскольку главврач был в отпуске, то вела ее Алиса Васильевна, полная коротконогая женщина средних лет, в своем тесном кургузом халате похожая на кубышку. В больнице ее за глаза все звали Лисой-Алисой, она уже около полугода исполняла обязанности заместителя главного врача по лечебной части и Дмитрию почему-то не нравилась. Если б его спросили, чем не мила ему эта женщина, то он, пожалуй, и не ответил бы, вроде ничего плохого она ему не делала. И все-таки он ее недолюбливал.

Лиса-Алиса сразу заговорила о дисциплине, за которой якобы совсем не следят лечащие врачи, медсестры и дежурные. По ее словам, многие больные нарушают распорядок дня, после отбоя долго не спят и громко разговаривают, во время тихого часа бродят из палаты в палату. Кое-то из них пренебрегает лечением, не принимает и куда попало выбрасывает назначенные лекарства, не изволит ходить на процедуры, уклоняется от уколов… Временный заместитель главврача всегда любила, как говорится, сгущать краски, нагнетать напряжение и выставлять дело так, будто лишь одна она печется о лечении больных, а всем остальным на это наплевать.

У Дмитрия тут мелькнуло в голове, что вот за такие речи, в которых была одна шелуха, искажалась правда, пожалуй, Лиса-Алиса ему больше всего и не нравилась. Она всякий раз ловко выпячивала себя и не замечала ту большую работу, которую вели остальные врачи, сестры, нянечки. Ведь каждый больной, как правило, на редкость мнителен, обидчив, чуток к малейшей фальши. Дмитрий видел, что весь персонал понимает это и относится к больным прямо-таки с материнской заботой, старается поднять у них дух, создать им доброе настроение. А вот Лиса-Алиса почему-то этого упрямо не замечала.