Аристократия и демос

На том же хронологическом отрезке (конец 460-х и 450-е гг. до н. э.) происходили изменения принципиального, демократического характера в системе судопроизводства. Так, был осуществлен переход от открытого к тайному голосованию судей в гелиее. А это, вне сомнения, резко снизило возможности аристократии реально влиять на вынесение приговоров, воздействуя различными способами на рядовых граждан, заседавших в дикастериях. Далее, члены судебных коллегий, насколько можно судить, именно в это время стали назначаться по жребию. А жребий считался в античности сугубо демократическим методом. Как писал Аристотель (Политика. 1294b8), выражая в данном случае общее мнение, «одной из основ демократического строя является замещение должностей по жребию, олигархического же – по избранию». Не только в гелиее, но и в целом применение разного рода жеребьевок в политической системе, особенно при выборах должностных лиц, значительно интенсифицировалось.

С того же самого времени произошла значительная активизация деятельности народного собрания. Оно стало собираться чаще, чем прежде. По археологическим данным, около 460 г. до н. э. на Пниксе, одном из холмов в центральной части Афин, был построен экклесиастерий – специальное сооружение для работы экклесии, оснащенное рядами скамей для граждан и трибуной для выступающих ораторов. До того экклесия собиралась на Агоре (рудиментом этого можно считать проведение там остракофорий вплоть до конца V в. до н. э.), а теперь, судя по всему, ставшие весьма частыми ее заседания создавали серьезные неудобства для других видов деятельности (в том числе для торговли) на этой главной городской площади Афин. Потому-то и возникла необходимость в переносе собраний в особое место, предназначенное только для этого и соответственным образом оборудованное.

Далее, именно с середины V в. до н. э. отмечается резкое падение реального значения солоновских имущественных классов, ранее занимавших центральное место в социальной градации гражданского коллектива. Среди причин этого можно назвать отмечавшееся выше общее увеличение роли жребия в политической жизни, отмену предварительного избрания кандидатов перед жеребьевкой (prokrisis), а следовательно – снижение роли демов (и таким образом – аристократов, сохранявших традиционное влияние в демах) при определении состава органов власти: ведь prokrisis имел место именно на уровне дема. Нельзя не упомянуть и о введении в 453 г. до н. э. института «судей по демам» – разъездных судебных коллегий, отправлявшихся в сельскую местность и там разбиравших тяжбы между земледельцами. В сущности, здесь Перикл фактически скопировал учреждение, уже вводившееся за век до того Писистратом (Аристотель, Афинская полития. 16. 5), но, видимо, отмененное после свержения тирании. Цели обоих политиков были во многом схожими: подрыв авторитета знати на местах и в целом утверждение решительного приоритета центральных, общегосударственных органов власти над локальными. Крестьянин, даже из отдаленного дема, должен был ждать разрешения своих проблем не от родовитого соседа, а из Афин. По большому счету, на протяжении всей первой половины V в. до н. э. шло последовательное разрушение связей «патроната-клиентелы», доставшихся демократическому полису в наследство от архаической эпохи с ее аристократическим правлением.

Завершает и достойно венчает серию вышеперечисленных новшеств известный закон Перикла о гражданстве, принятый в 451/450 г. до н. э. Следует сказать, что он производит своеобразное и неоднозначное впечатление. Согласно этому закону, полноправными афинскими гражданами стали считаться лишь те лица, которые могли подтвердить свою принадлежность к гражданскому коллективу как по отцовской, так и по материнской линии (ранее происхождение матери при решении этого вопроса не учитывалось). При оценке закона о гражданстве следует иметь в виду, что многие аристократы издревле имели обычай вступать в брак с женщинами из других государств, порой даже негреческих. Так, женой Мильтиада и матерью Кимона была фракийская царевна Гегесипила. Теперь дети от таких «смешанных» браков теряли права афинского гражданства, что опять же наносило серьезный удар именно по знати. Для того же Кимона родство с домом монархов Фракии прежде было предметом законной гордости, а теперь то же самое обстоятельство оказывало ему дурную услугу, поскольку он мог подпасть под действие нового постановления; в таком случае не исключено, что лишь скорая смерть «спасла» его от атимии, лишения гражданских прав. Впрочем, мы не стали бы настаивать на этом тезисе, поскольку, строго говоря, неизвестно с достоверностью, имел ли закон ретроактивную силу.