Парадоксальность данного суждения заключается прежде всего в том, что столь высокая оценка интересующего нас политика и полководца вступает в довольно резкое несоответствие с фактами, которые приводит сам же Фукидид и которые свидетельствуют о далеко не всегда оптимальном образе действий, нередко проявлявшемся у Никия, о его чрезмерной нерешительности, робости, вялости… Поднимался даже вопрос: а что, собственно, дало право Фукидиду и ряду других античных писателей называть его в числе выдающихся афинских государственных деятелей (Карпюк, 1994, с. 38)? Да и нет ли тут иронии со стороны автора истории Пелопоннесской войны?
Однако то же уважение к Никию прослеживается и в более поздних источниках. В частности, в высшей степени характерна оценка Аристотеля (Афинская полития. 28. 5): «Самыми лучшими (beltistoi) из политических деятелей в Афинах после деятелей старого времени, по-видимому, являются Никий, Фукидид (не Фукидид-историк, а Фукидид, сын Мелесия, политический противник Перикла. –
Процитированный пассаж Аристотеля не должен вводить нас в заблуждение. Если воспринимать его буквально, может показаться, что Никий являлся прямым преемником Фукидида, сына Мелесия, лидером аристократической группировки в Афинах и чуть ли не «главным олигархом». Но в таком суждении не будет верным ни первая часть, ни вторая, ни третья. Между Фукидидом и Никием не прослеживается никакой преемственности; эти два политика, судя по всему, не имели друг к другу ни малейшего отношения. Аристократическое происхождение Никия более чем сомнительно. И уж ни в какой мере нельзя назвать его сторонником олигархии и врагом демоса. Об олигархах в Афинах в это время, пожалуй, говорить вообще не приходится, во всяком случае, о явных олигархах. Такую позицию никто не осмелился бы открыто заявить, и так было вплоть до поражения в Сицилийской экспедиции. Иными словами, когда афинские олигархи вышли на политическую сцену, Никий уже был мертв. И ничто не говорит о том, что, останься он в живых, Никий примкнул бы к ним. Во всяком случае, известно, что родственников Никия олигархический режим «Тридцати тиранов» подверг жестокому преследованию.
Аристотель здесь, по своему обыкновению, упрощает и схематизирует ситуацию, рассматривая политическую жизнь в Афинах V в. до н. э. сквозь призму дихотомии «демократы – олигархи». И мы совершенно не обязаны идти за ним в этом отношении. Если уж попытаться определить политическую позицию Никия – пока в самом общем виде, так сказать, в первом приближении, – то в западной историографии его обычно относят к так называемым «умеренным», и это представляется, в общем, оправданным. Иными словами, противником демократии он ни в коей мере не был, однако не одобрял ее радикализации в послеперикловское время.
Создается впечатление, что Никий среди афинских политиков в наибольшей мере претендовал быть преемником Перикла. Как ни парадоксально, в действительности таким преемником был в большей мере Клеон, который как раз Периклу себя скорее противопоставлял.
Семья, из которой происходил Никий, не отличалась знатностью и давними политическими традициями. Строго говоря, ни один из его предков никак не зарекомендовал себя в общественной жизни афинского полиса. Его, таким образом, можно, точно так же, как и Клеона, отнести к «новым политикам», чье влияние зиждилось не на традиционном авторитете, а на богатстве (Никий, как известно, был одним из богатейших людей в Афинах).
Лекция 14. Алкивиад – «блистательный анахронизм»
В период Пелопоннесской войны Афины, как и многие государства Греции, находились в атмосфере нарастающей нестабильности, интенсивного идейного брожения, может быть, даже разложения. Наиболее оригинальным, в чем-то даже уникальным порождением этой эпохи был афинский политический деятель и полководец Алкивиад. Вряд ли кто-нибудь станет спорить с тем, что Алкивиад был, пожалуй, самой яркой личностью не только в Афинах, но и во всей Греции конца V в. до н. э.