Неисправимая оптимистка.
— Для начала мне надо стать личностью, — ответил я.
Она посмотрела на меня забавным взглядом.
— Мне пятнадцать.
— Я знаю, сколько тебе лет.
— Пятнадцатилетних не считают за людей.
Мама рассмеялась. Она была учителем старших классов. И я знал, что в этом она со мной согласна.
— И по какому поводу ваша большая встреча?
— Мы хотим организовать благотворительный продовольственный фонд.
— Продовольственный фонд?
— Всем нужна еда.
Моя мама знает, что такое бедность. Она это испытала. Она знает о голоде то, что никогда не узнаю я.
— Да, — сказал я, — Думаю, ты права.
— Может, ты поможешь нам с этим?
— Конечно, — ответил я. Ненавижу быть добровольцем. Проблема моей жизни заключается в том, что она была придумана кем-то другим.
— Чем ты собираешься заниматься сегодня?
Это звучало как вызов.
— Я собираюсь вступить в банду.
— Это
— Я же мексиканец. Разве мы не этим занимаемся?
— Не смешно.
— Да, не смешно, — согласился я. Не смешно, так не смешно.
Мне захотелось побыстрее уйти из дома. Не то, чтобы мне было куда пойти.
Когда к маме приходят ее подруги из католической церкви, мне становится не по себе. И не потому, что всем ее друзьям было за 50. Дело не в этом. И это было не из-за их комментариев, что я превращаюсь в настоящего мужчину прямо у них на глазах. Хотя я знаю, что все это чушь. Я даже мог бы вынести то, что они хватают меня за плечи и говорят: «Дай-ка посмотреть на тебя.
Но больше всего меня бесило то, что у моей мамы больше друзей, чем у меня. Разве это не печально?
Я решил пойти поплавать в бассейне в парке. Это была не самая грандиозная идея. Но, по крайней мере, она была моя.
Когда я шел к двери, мама забрала у меня старое полотенце, которое я повесил через плечо, и заменила его новым. У моей мамы были определенные правила касательно полотенец, которые я никогда не понимал. Но только полотенцами это не ограничивалось.
Она посмотрела на мою футболку.
Я узнал этот взгляд неодобрения. Я его хорошо знал. Прежде, чем она заставила меня переодеться, я посмотрел на нее.
— Это моя любимая футболка, — сказал я.
— Разве ты вчера не в ней был?
— Да, — сказал я. — Это Карлос Сантана.
— Я знаю, кто это, — ответила она.
— Папа подарил мне ее на день рождения.
— Насколько я помню, ты был не в восторге, когда открыл его подарок.
— Я надеялся получить что-то другое.
— Что-то другое?
— Я не знаю. Что-то другое. Футболка в подарок на день рождения. — Я посмотрел на маму. — Я думаю, что я просто не понимаю его.
— Он не настолько сложный человек, Ари.
— Он не разговорчивый.
— Иногда, когда люди говорят, это не всегда является правдой.
— Я думаю, ты права. Но как бы то ни было, сейчас мне нравится эта футболка.
— Я вижу, — с улыбкой сказала мама.
Я тоже улыбнулся.
— Отец получил её на своем первом концерте.
— Я помню. Я была там. Это было так давно.
— Я сентиментален.
— Так и есть.
— Мам, сейчас лето.
— Да, лето.
— Другие правила, — сказал я.
— Другие правила, — повторила она.
Я люблю другие правила лета. И моя мама их принимает.
Она подошла и провела рукой по моим волосам.
— Обещай мне, что завтра ты её не наденешь.
— Хорошо, — ответил я. — Обещаю. Но только если ты пообещаешь, что не положишь ее в сушилку.
— Может быть, я даже разрешу тебе самому её постирать, — она улыбнулась. — Не утони.
Я улыбнулся ей в ответ.
— Если я утону, то не отдавай мою собаку.
Про собаку это была шутка. У нас её никогда и не было.
У моей мамы есть чувство юмора. Я унаследовал это от неё. В этом плане у нас было все хорошо. Но она была загадкой. Я прекрасно понимаю, почему мой отец в неё влюбился. Но почему она полюбила моего отца — это до сих пор не укладывается у меня в голове. Однажды, когда мне было 6 или 7 лет, я очень разозлился на отца, потому что я очень хотел поиграть с ним, а он не обращал на меня внимание. Будто меня вовсе не было рядом. Тогда я со злостью спросил у мамы:
— Как ты могла выйти замуж за этого парня?
Она улыбнулась и взлохматила мне волосы. Она часто так делает. Потом она посмотрела прямо мне в глаза и спокойно сказала:
— Твой отец был очень красивый.
Она даже не колебалась.
Мне захотелось спросить её, куда же делась вся эта красота.
Когда я вышел на улицу, был самый разгар дня. Даже ящерицы попрятались, а птицы летали совсем низко. В расщелинах асфальта виднелись растаявшие пятна гудрона. Голубизна неба совсем поблекла, и мне показалось, что от этой жары, все люди сбежали из города. Или, возможно, все погибли, как в одном из этих фантастических фильмов, и я остался единственным человеком на планете. Но как только эта мысль промелькнула в моей голове, мимо меня пронеслась шайка соседских ребят на велосипедах, заставив меня захотеть, чтобы я был последним человеком на земле. Они смеялись и дурачились. Казалось, что они хорошо проводят время. Один из них крикнул мне:
— Эй, Мендоза! Тусуешься со своими друзьями?