Аритмия

Вай, какое странное чувство…

Евгений принимается исследовать пространство. Сперва мне довольно трудно справиться с брезгливостью, но неприятные ощущения постепенно сходят на нет.

— Слышала про улиткотерапию. Говорят, их слизь полезна для кожи.

— В состав муцина улитки в основном входит обычная вода, но помимо нее там можно найти: аллантоин, гиалуроновую и гликолевую кислоты.

— В Тайланде их сажают на лицо. Моя маман делала себе такие процедуры. Я не рискнула…

— Если надо, Женька готов поделиться своим муцином.

У меня звонит телефон. На экране высвечивается незнакомый номер. По ходу с кастинга звонят.

— Все, забирай свое животное.

— Инга, а ты вечером занята?

— Для тебя я всегда занята, Гер.

Раздраженно от него отмахиваясь, принимаю вызов.

— Алло…

Оставляю Левицкого в компании его улитки и направляюсь к себе.

* * *

Все воскресенье готовлюсь к грядущему мероприятию. Вчера позвонили представители одного небезызвестного музыкального канала и пригласили попробоваться на роль телеведущей.

Выкусите все! Меня заметили из сотни! Если все удачно сложится, то вести «Топ-чарт» буду я!

— У Дашки завтра день рождения. Будем поздравлять? — Ритка укладывается в постель.

Раз пятый уже встает и убегает в туалет. Цистит у нее, что ли?

Вернемся к Арсеньевой… Мы с Дашкой не общаемся больше месяца, но, блин… как-то стремно игнорить днюху. Живем ведь вместе.

— Ну давай поздравим.

— Тогда надо придумать подарок.

— Учитывая ее интересное положение, предлагаю соски и прочую лабуду для новорожденных. Че там, они с Матвеевым помирились? — разглаживаю тканевую маску и откидываюсь на подушку.

— Зачем ты влезла?

— А что? — искренне недоумеваю. — Считаешь, что отец не должен знать о своем ребенке?

Молчит.

— Матвеев — гад. Слиться решил, а не мешало бы разделить ответственность. Кто не надел скафандр перед полетом в открытый космос? Правильно, он!

— Нет никакого ребенка…

— Ой да не гоните мне! Я видела Дашкин тест.

Терпеть не могу, когда меня держат за идиотку.

— Он не Дашкин, а мой.

А вот щас я прям знатно прифигела.

Поднимаюсь так резко, что едва маску не роняю.

— Только не надо трубить об этом направо и налево.

— Бобылыч… Ты серьезно? — ошарашено хлопаю ресницами, обработанными репейным маслом.

— Просто от Арсеньевой отцепись.

— Шок в шоке. Так это ты беременна?

Недовольно морщится. Словно эта мысль ей неприятна.

— Очуметь, блин! — сдергиваю дурацкую маску, воняющую огурцами, и перебираюсь к Бобылевой на кровать.

Сказать что я удивлена — это ничего не сказать. Я на фиг в полном ауте.

— Кто отец?

— Мой бывший парень. Он недавно приезжал, — бормочет, потупив взгляд.

— Ну ты даешь, подруга! А с виду такая тихоня! — толкаю ее плечом. — Вот это вы отожгли.

— Так вышло…

— Когда свадьба? — забираю у нее яблоко. Все равно не ест его. Уже полчаса крутит в руках.

— Не будет никакой свадьбы. И ребенка тоже. Обещай, что никому не расскажешь, — поднимает на меня испуганные глаза.

И ребенка тоже… Я ж правильно все поняла?

— Не расскажу, — смотрим друг на друга. И только сейчас замечаю, как она изменилась.

Уставшая. Измученная. Бледная.

— И тошнит тебя не из-за таблеток, — догадываюсь вдруг.

— Зачем ты напомнила…

Вскакивает с постели. Опять, видимо, подкатило. Опускает ноги на пол, надевает тапочки и шлепает до двери.

Ну дела… Беременная Бобылыч — это прям пипец. Вот где нежданчик.

— Даша, ты чего? Даш… Инга, иди сюда!

Взволнованный голос новоявленной мамаши вынуждает меня подняться.

— Ну что там такое? — открываю дверь пошире и в недоумении смотрю на Арсеньеву.

Сидит у стены на полу.

— Что с ней?

— Даша, — наклоняюсь к ней. — Все нормально? Эй…

Мне почему-то становится тревожно. Она какая-то растрепанная, да и вообще…

— Даш, — пытаюсь добиться от нее хоть единого слова, но не выходит. — Блин, да что такое? Ты меня пугаешь! Что случилось, Даш?

Она вдруг поднимает голову. Как будто только сейчас услышала мое обращение к ней.

— Божечки…

В ужасе прижимаю ладонь ко рту.

— Кто сделал это с тобой? — тянусь к ней, убираю волосы с лица. — Давай-ка встанем. Рит, помоги…

Кое-как затаскиваем Дашку в комнату. Прямо в пуховике усаживаем на кровать.

Она, словно тряпичная кукла. Ни на что не реагирует. Глаза стеклянные.

— Дашка…

Смотрю на нее и самой от увиденного больно становится. Губа разбита. Бровь рассечена. Скула распухла. У носа запеклась кровь.

Мы с Бобылевой переглядываемся. Одно понятно, на Арсеньеву напали. Ее кто-то избил, и от этой мысли мороз ползет по коже.

— Звони в полицию, Рит.

— Звоню, — кивает, забирая телефон с тумбочки.

— Нет, — в отчаянии хрипит Дашка, цепляясь за ее руку.

Такой панический страх плещется в ее глазах.

— Даша…

— Не надо в полицию! — умоляет рваным шепотом. — Не надо…

Дышит часто-часто. Разнервничалась, и это лишь сильнее меня пугает.