Аритмия

Он пошёл домой, лёг на диван и мгновенно уснул, как бывало с ним иногда после сильного стресса. Разбудила его жена. Он не поделился с ней увиденным возле школы. Пришлось бы тогда рассказывать о тех событиях десятилетней давности, чего совсем не хотелось. Ждали Сонечкиного возвращения. Её мобильного телефона дома не было, что несколько обнадёживало: появлялась возможность связаться с ней. В четверть седьмого Сонечка позвонила сама. Сказала, что пусть они не беспокоятся, у неё всё нормально, она сегодня задержится, потом всё объяснит. И тут же, предвосхищая неминуемые расспросы, отключилась. Климов несколько раз пытался её вызвать, но безуспешно, телефон её был недоступен. Опять они ждали. Ни чем не занимали себя, ни к чему душа не лежала, просто ждали. Сидели рядышком на диване, уставившись на телевизионный экран. Жена попыталась завести с ним речь о переменах в Сонечке, но он снова заявил, что не желает говорить об этом. Таким тоном, что она лишь отодвинулась от него. Хватило его ещё, чтобы вспомнить, подивиться тому, что Алик тогда, в пансионате, расположился на пляже рядом с ним. Ну, он, Климов, допустим, его не узнал – память на лица плохая и слишком много этих лиц перед ним каждый день мелькает, но неужели Алик не опознал врача, выявившего у него венерическое заболевание, не постарался не попадаться ему на глаза? Алик ещё забывчивей, чем он или попросту наплевать ему было, демонстративно даже? И со Светланой потом…

Сонечка вернулась чуть раньше вчерашнего, в одиннадцать. Климов заранее предупредил жену, что сначала сам побеседует с ней, один на один. Времени до этой беседы оставалась у него много, но так до конца и не решил, насколько может быть с дочерью откровенен. Подробностями истории со Светланой делиться с ней было не то чтобы стыдновато, но как-то по-отцовски неловко, пусть и взрослая уже Сонечка девушка, давно не та, какой была в ту пору. Сначала требовалось выяснить, что могло быть общего между нею и вдвое старшим её мужчиной, где и как вообще могли они пересечься, а потом уже, в зависимости от сказанного, действовать дальше.

Она пришла нарочито независимой, замкнутой, явно приготовилась к выяснению отношений. Климов, закрывшись с Сонечкой на кухне, сказал, что избавит её от необходимости врать, выдумывать причину её задержек. Так выпало, что он, выехав на консультацию, случайно увидел её в машине с каким-то мужчиной. И очень бы хотелось ему услышать откровенный, правдивый ответ, что всё это значит.

– Ладно, – не сразу отозвалась Сонечка, – откровенно так откровенно. Я что, не имею права?

– Права на что? – сузил глаза Климов. Разговор с самого начала ему не понравился. Услышал в ответ:

– На свою личную жизнь.

– На любую, даже если она нелогична и непристойна? – возразил он.

– А кто об этом должен судить, кроме меня? Моё мнение тут должно учитываться, или как?

– Надо же, какая умненькая доченька у меня выросла, – головой лишь покачал Климов. – И всё-то она понимает, всё-то разумеет. Излагает так хорошо.

Не столько слова её не понравились, сколько тон, каким были сказаны. Никогда раньше такого у Сонечки не слышал – напористого, непререкаемого. Сразу стало очевидным, что лёгким разговор не будет. Иного он, впрочем, не ожидал. Но в одном уверился окончательно: сидящая сейчас напротив него на другом краю стола девушка – уже не прежняя Сонечка, тихая, ласковая, домашняя. Что-то с нею даже не за дни – за считанные часы стряслось, лишь удивляться оставалось, что вообще такое с ней возможно. Но более всего поражало другое. Да, Сонечка, увы, не первая и не последняя, для кого чужой, посторонний человек делается вдруг дороже отца с матерью, такова реальность, никуда не деться. Но у неё человек этот – Алик. Алик, на котором, за версту видать, пробы негде ставить. И что разъезжает он сейчас на шикарной иномарке для такой, как Сонечка, девушки не велико искушение. Что намного старше он, тоже не событие, не счесть ведь девчонок, которые как раз и западают нередко на таких мужиков – взрослыми уже себя считают, выделываются друг перед дружкой, не интересны, мол, им сопливые ровесники. Но Алик, Алик! Ему, Климову, возможно, и трудно судить о его мужской привлекательности, но рожа ведь у него не только похабная, но и жлобская ещё, неандертальская, неужели не разглядела? Чем, чем мог он, да ещё так скоропалительно, увлечь её? Ну не машиной же…

– Хорошо, ты не хочешь, чтобы вмешивались в твою личную жизнь, но имею право я, твой отец, узнать, с кем встречается моя дочь? Или это мне тоже заказано? – Втянул поглубже носом воздух, оторопел: – Ты что, пила? Запах от тебя…

Сонечка покраснела, опустила глаза:

– Совсем немного… я… для аппетита…

– Какого аппетита? – вообще уже ничего не понимал Климов. – Где ты ела?

– Ну… – замялась, – мы с ним пообедали…

– Где пообедали? – снова эхом отозвался Климов.

– Ну, в ресторане… А что здесь такого? Преступление что ли?